Смахнув слой пыли, она посадила Капитолину на высокий прилавок и осмотрелась по сторонам. Чтобы осветить помещение с забитыми окнами, пришлось оставить дверь открытой настежь.
Хотя бывшая москательная лавка купца Карякина была обчищена до голых стен, в воздухе всё ещё держался слабый запах керосина, намертво въевшийся в стены. Наверное, до Октябрьского переворота, который большевики называют революцией, полки были доверху заполнены ящиками с хозяйственным мылом и сапожной ваксой. Вон там, в углу, стояли жестяные бидоны с керосином. На крючках вдоль прилавка висели верёвки и верёвочки. Рядком лежали свечи: отдельно восковые с чудным тонким запахом мёда и отдельно белые — стеариновые.
Фаина посмотрела под ноги на осколки разбитой керосиновой лампы.
— Убрать-то я уберу, с этим я справлюсь. А дальше что? За ребятишками приглядывать уменье надо. Это тебе не тряпкой махать. Чтобы дети умными да радостными росли, им надо книжки читать, песни петь, с ними нужно хороводы водить. Воспитывать должны любящие люди, а не злыдни рода человеческого, как прежняя Капитолинина нянька или некоторые бабки по деревням.
Помнится, крёстная рассказывала, как во время сенокоса отдала своего сыночка бабке-пестунье. Та брала недорого, и дети у неё вели себя смирно, не баловались, не орали. Крёстная была рада-радёшенька той бабке в ноги кланяться за заботу о дитятке. Однажды пришла пораньше, а бабка её Серёжку из бутылочки кормит. Крёстную будто что-то под руку толкнуло. Взяла бутылочку, понюхала, а там разбавленный самогон!
— Блям-блям, — сказала Капитолина и весело застучала ногами по прилавку, выпуская изо рта струйку пара.
Фаина решительно взяла её за руку:
— Пойдём в Комбед добывать дрова, а то в таком холоде недолго и обморозиться.
Застать на месте Фёдора Тетерина было как выиграть по лотерейному билетику, что на ярмарках попугаи вынимают из стеклянного шара. Он нашелся только в третьем дворе, где неистово ругался с дворником.
Фаина немедленно приступила к делу:
— Фёдор, мне нужны дрова. Хоть пара охапок.
— Какие дрова? Глянь на солнце, скоро капель закапает, снег растает! Пролетарии должны уметь без дров обходиться.
— То пролетарии, — сказала Фаина, — они пусть хоть без штанов обходятся. А ты мне детей поручил. Чувствуешь разницу?
Наверное, Тетерин разницу почувствовал, потому что задумчиво почесал пятернёй чуб:
— Понимаешь, какое дело. Чтобы добыть дрова, надо буржу… — Он запнулся и продолжил: — надо граждан на разбор ломья наладить, а народа у нас раз-два и обчёлся. Город-то, почитай, пустой. А по квартирам сидят те, кому деваться некуда, да большинство из них бабы с детьми. Пока за детьми присмотра нет, их на работу не выгнать. Вот и получается такая карусель. — Он покрутил пальцем в воздухе.
Фаина косо глянула в его озабоченное лицо, на котором солнечными брызгами пестрели веснушки.
— Давай дрова, и всё тут! Хочешь, пойдём вместе с тобой искать. На первое время надо хоть охапку раздобыть, иначе я москательную не отмою.
— Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! — шутовски воскликнул Тетерин. — Барыня какая нашлась, командовать тут будет!
— И буду! Я не для себя прошу, а для детей. А раз ты народная власть, твоё дело помощь народу оказывать, а не тычки раздавать.
— Ишь как заговорила. А я думал, что ты тихоня, слова лишнего не вымолвишь.
— Я тоже так думала, пока ты меня к делу не приспособил.
Запрокинув голову, Фёдор весело блеснул рядом белых зубов:
— Эх, товарищ Фаина, так и быть! Раздобуду чуток топлива. — Он вдруг озорно подмигнул. — А я в тебе не ошибся! Будет из тебя толк!
Из тёмной дыры сна выдернул настойчивый звонок в дверь. Притулившаяся рядом Капитолина вздрогнула и перевернулась на другой бочок. Фаина кинула взгляд на часы в массивном чугунном корпусе, украшенном фигурой петуха: шесть утра.
Часы она давно бы продала, если бы не их неимоверная тяжесть. Такую махину до рынка не дотащишь. Часы пользовались хорошим спросом, и крестьяне часто интересовались, нет ли на обмен господских ходиков. Себе можно оставить маленькие каретные с треснувшим стеклом. Показывают, и ладно, сейчас не до красоты.
— Кого принесло в такую рань?
Вскочив как на пожар, Фаина обнаружила, что заснула, не раздеваясь, так намаялась за вчерашний день. Шутка ли, с утра до ночи скоблить, мыть и вывозить мусор из изрядно загаженной москательной лавки.
Прикрыв одеялом Капитолину, она побежала по коридору, на ходу заплетая растрёпанную косу.
Звонок снова тренькнул и затих.
— Иду, иду. Кто там?
За дверью завозились:
— Пакет от товарища Ольги Петровны Шаргуновой.
Она распахнула дверь.
Пожилой мужчина со шрамом на щеке выглядел угрюмо и сонно. Отвернувшись в сторону, он широко зевнул и сплюнул с губ прилипшую крошку махорки:
— Ты, что ли, Фаина?
— Я. — Фаина поёжилась, потому что не успела сунуть ноги в валенки и стояла в одних чулках на ледяном полу.
— Коли ты, то получай. Товарищ Шаргунова наказала передать лично в руки.
Он протянул клеёнчатую кошёлку, прикрытую сверху бумаженцией с жирной надписью «Декрет». Сумка оказалась увесистая, и Фаина прижала её к животу.
— Что там?