Многая лета

— То мне не ведомо. — Посыльный снова зевнул. — Моё дело маленькое. Поступил приказ отнести и передать — я выполнил. Давай-ка лучше распишись в получении. — Он достал из отворота пальто клочок бумаги и карандаш. — Писать умеешь?

— Грамотная.

— Тогда пиши: получено в целости и сохранности. И имя. Да карандаш послюни, как следует, чтобы подпись покрепче была.

«Получено в целости и сохранности», — послушно вывела Фаина, хотя понятия не имела, что в целости — может, посыльный по дороге весь груз ополовинил. Поди знай, какого прощелыгу послала Ольга Петровна.

На миг она устыдилась своих предположений и горячо произнесла:

— Спасибо тебе, дяденька.

— Нашла дяденьку! Прощевай, племяшка. — Он хмыкнул. — А девка ты ладная. И коса у тебя хороша, как у моей Маруськи.

В сумке оказался мешочек пшённой крупы, штук десять крупных картошек, несколько вяловатых вобл с ржавым душком и пачка денег, которые в народе называли «пятаковками» за то, что были подписаны комиссаром Пятаковым. Кроме пятаковок, в ходу одновременно были керенки[19]и старые николаевки, причём последние ценились выше бумажных фантиков новой власти.

— Пригодятся, когда сковырнут эту шелупонь, — сказала одна крестьянка на рынке, намекая на власть большевиков, — недолго им осталось над народом измываться. Погляди, до чего дошло, за тысячу керенок можно купить один коробок спичек, и те сырые!

«Значит, Ольга Петровна поставила нас на довольствие», — подумала Фаина, но мысли тут же перескочили на насущное: где найти людей для работы в новом детском саду и кто разберёт для выноса огромный прилавок, насквозь пропахший хозяйственным мылом и керосином.

* * *

Новое дело Фаина начала с молитвы. Если будет на то Господня воля, то Он надоумит, как поступить.

И действительно, вместе с последним поклоном она поняла, что перво-наперво надо обойти всех жильцов, посмотреть, сколько детей могут привести, порасспросить, не хочет ли кто в помощники, да пообещать, что в москательной лавке за ребятишками будет хороший пригляд. В самом деле, не декрет же издавать: так, мол, и так, сдавайте детей в домдетсад! Нормальным родителям надо на няньку глянуть, удостовериться, что она не запьёт, не загуляет и детей одних не бросит на произвол судьбы.

Сказано — сделано. Пошли. Капитолина на руках крутилась, вертелась, хныкала и стучала ногами, но Фаина строго-настрого урезонила:

— Не мешай, сиди тихо. Мы с тобой теперь трудящиеся, поэтому не должны капризничать. Что бы Настюша сказала, если бы увидела, как ты балуешь?

При упоминании Насти Капитолина всегда затихала, а потом долго смотрела куда-то вдаль, словно видела за горизонтом нечто этакое, куда взрослым догляда нет.

Сегодняшнее утро зародилось бледное, будто больное, с чахоточным румянцем солнца на обветшалой крыше, с которой март уже успел согнать ледяные слёзы сосулек.

В первой же квартире механический рычажок звонка был вырван напрочь, стучать пришлось долго. Сначала стучала ладонью, а потом каблуком в дверь.

По звукам и шорохам Фаина чувствовала, что за дверью есть жизнь. Пустые, вымершие квартиры узнавались сразу по особому нежилому духу с оглушительной тишиной внутри, какая бывает в пустых колодцах.

— Откройте, свои!

«Какие теперь свои, и кто эти свои?» — мелькнуло в голове, когда скрипучий голос вопросил:

— Вы к кому?

— К вам. Я из Домкомбеда, — выпалила Фаина заготовленное начало речи. Дальше она запнулась и уже скороговоркой протараторила: — Я хочу узнать насчёт детей.

Дверь резко распахнулась, и в клубах сырого холода на пороге возник старик в шубе до пят. За время жительства в этом доме Фаина его прежде не встречала. Был он очень высокий, худой, с всклокоченной бородкой и слезящимися глазами. На щеках темнели пятна от обморожения, что в выстуженном городе стало почти привычным в облике горожан. Хотя был в шубе, он зябко прятал руки в рукава. Фаина постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее:

— Здравствуйте. Я пришла спросить, есть ли у вас дети?

— Дети? — Лицо старика исказила пробежавшая по щеке судорога. Дёрнув плечами, он прокричал, обращаясь в глубину коридора: — Мусенька, тут барышня интересуется нашими детьми.

Женщину, появившуюся позади старика, Фаина несколько раз замечала во дворе то с охапкой деревянного лома на растопку, то с баулом, то с ведром воды. Она куталась в серый пуховый платок, крест-накрест завязанный на спине.

— Сашенька, иди, иди, родной, я разберусь.

С лаской прикоснувшись к старику, женщина выпроводила его в комнату и посмотрела на Фаину.

— Вы спрашивали про детей?

Её взгляд пробежался по Капитолине, притихшей на руках.

Фаина кивнула:

— Да, я хотела пригласить детей в домовой детский сад. Там, где была москательная лавка.

Женщина не позволила ей договорить:

— Детей у нас нет. Их убили. Ваши.

— Какие наши? — Фаина непроизвольно сжалась, и Капитолина тотчас захныкала. Она всегда чувствовала перемену тона и настроения.