Многая лета

Когда они с мужем женихались, то «Марусю» не пел разве что Медный всадник, и то только потому, что железные уста тяжко разомкнуть. А уж на свадьбах или на похоронах — милое дело. Хоть разок, да пропоют с протяжной жалостью: «В мастерской бедняжка на машинке шила и про детство своё вспоминать любила». Бабы вздохнут, мужики приосанятся орлами, а гармонист знай, наяривает по кнопкам, вышибая слезу из слушателей.

— Хоть и жалко Марусю, а глупость она сделала, — произнесла вслух Фаина, когда допела последний куплет. — Самое распоследнее дело лишать себя жизни из-за кавалера. Правда, Капа?

Капитолина занималась тем, что заталкивала тряпицу в носик старого чайника, поэтому только коротко взглянула на Фаину и снова принялась за дело.

Холод в комнате не донимал, заря занималась ясная и светлая, Капитолина не капризничала, на хлеб капнуто льняным маслом. Для полного счастья не хватало только Настюши. Обернувшись к иконе, Фаина с надеждой посмотрела в спокойные глаза Богоматери — а вдруг сегодня случится чудо? Просить не стала, знала, что все душевные чаяния и без слов известны Всемилостивой.

* * *

В семь часов утра на двери Домкомбеда ещё висел замок. Кое-где в доме сонно поднимались дымки из труб, выведенных в форточки. На улице проскрипела колёсами телега. Где-то в глубине двора частой дробью стучал молоток. На крыше заходились в истоме голуби.

Фаина остановилась и поправила Капитолине воротничок на пальтишке. Хотя она намеревалась гордо пройти мимо домкомбедовской конторы, но не удержалась от соблазна и бегло взглянула, нет ли рядом коренастой фигуры Тетерина в неизменном сером картузе с лаковым козырьком. Серая кошка из-под скамейки посмотрела на неё долгим заинтересованным взглядом. Фаина сердито нахмурилась, но тут же мысленно оправдалась:

«А что такого? Должна же я знать, где начальство. Мало ли какая нужда возникнет? Я теперь не простая подёнщица, а человек при деле!»

От этой короткой думки новое существо внутри неё горделиво расправило крылья и встрепенулось, словно птенец, собирающийся выпорхнуть в большой мир. Может, новая власть и впрямь народная, если может поднять из грязи маленького человека и поручить ему серьёзное дело?

У дверей москательной лавки её уже поджидали трое: новенькая девушка, что приглашена в помощницы, грузная дама в каракулевой шляпке с собольей опушкой и пожилой мужчина с длинными усами чуть ли не до подбородка.

— Вы все сюда? — растерянно спросила Фаина, хотя и без вопроса было ясно, что пришедшие ждут её.

— А как же! — ядовито сказал мужчина. — Председатель Домкомбеда чуть не ночью наряд на трудработы выдал. Приписаны в ваше распоряжение. — Рекомендуясь, он коротко кивнул головой: — Алексей Игоревич.

— Марина Александровна, — представилась дама.

— Лида, — пискнула девушка.

— А я Фаина, — представилась Фаина. Она показала глазами на Капу, что держалась за подол, и добавила: — И Капитолина.

— Хорошая барышня, — одобрил Капитолину Алексей Игоревич, — у меня внучка такая же. — Он поднял голову к небу и зажмурился. — Солнце-то сегодня какое! А ведь не чаяли, что доживём до весны. А вот, поди ж ты, стоим, нежимся под лучами и видим, что они одинаково греют и большевиков, и меньшевиков, и эсеров, и нас, грешных.

— И не говорите, милейший господин Ярцев, — охотно откликнулась дама и быстро залопотала что-то на французском.

Он ответил также на французском и криво улыбнулся.

Обычно господа разговаривали на иностранном языке, если не хотели, чтобы их понимала прислуга. Это было обидно, как щелчок по носу. Видимо, Лида уловила её состояние, потому что тихо шепнула:

— Не подумайте ничего плохого, они обсуждают, где можно достать катушку ниток, чтоб сделать штопку.

Фаина пожала плечами:

— Я и не думаю.

Она открыла дверь и впустила всех в помещение, откуда успела вывезти самую большую грязь. Работы предстояло много, и к обеду Фаинин платок насквозь промок от пота. Они с Лидой перетаскивали, скоблили, приколачивали и обдирали, в то время как Марина Александровна с Алексеем Игоревичем работали ни шатко, ни валко. Марина Александровна, поджав губы, недовольно махала веником, а Алексей Игоревич рассеянно поглядывал в окно и часто присаживался на единственный стул, где обмахивался большим носовым платком в красную клетку и громогласно разглагольствовал на тему, что каждый должен заниматься своим делом и заставлять банковского служащего становиться дворником — крайнее расточительство.

Фёдора Тетерина Фаина увидала из-под прилавка, откуда выволакивала тяжеленную железную балку. Стоя на коленях, она подняла голову. Он перехватил её взгляд, но не кивнул, а обвёл глазами помещение, оценил вальяжную позу Алексея Игоревича, недовольный вид Марины Александровны и тихо спросил:

— Саботаж?

Посреди наступившей тишины стали слышны сопение Капитолины и тарахтящий звук автомобиля на соседней улице. Алексей Игоревич резво вскочил и одним махом вытащил железяку, над которой Фаина с Лидой пыхтели чуть не полдня.