Многая лета

Фаина не ошиблась. Неопрятная старуха, что сторонилась солнца, оказалась новой соседкой. Она заселилась в кабинет бывшего хозяина, где на книжных полках ещё оставались кое-какие книги, избежавшие печки, а около окна стоял массивный письменный стол на круглых ножках. Оставшись единственной распорядительницей имущества, Фаина много раз заглядывала в кабинет, но старалась ничего не трогать без острой необходимости. Одно время хотела разломать и сжечь ящик из письменного стола, но обошлась корягой, выловленной в речке, и двумя щепами от спиленного дерева в сквере Елизаветинской больницы.

Хотя самое ценное и дорогое было конфисковано в пользу революции или обменяно на продовольствие, на столе стояла красивая лампа с фарфоровым основанием, хрустальный чернильный прибор без чернил и малахитовое пресс-папье, по крышке которого извивалась медная ящерица.

Проходя коридором, Фаина едва не споткнулась о ноги бабы Глаши, что пристроилась вязать в тёмном уголке за зеркалом. Вязала баба Глаша на ощупь и с беспримерной скоростью. Если бы не лёгкое постукивание спиц, то бабу Глашу можно было принять за огородное пугало, в шутку притащенное из деревни в городскую квартиру.

Кивнув бабе Глаше, Фаина легонько постучала в дверь новой соседки.

— Войдите.

Старуха сидела на кушетке и, отставив руку с книгой, подслеповато всматривалась в страницу. Видимо, все её личные вещи помещались в заплечный мешок, который лежал на полу у стены.

При виде Фаины старуха спустила с глаз пенсне, и оно повисло на шнурке, потерявшись в складках вязаной кофты бурого цвета. Глядя в слезящиеся глаза с тяжёлыми веками, Фаина представилась:

— Здравствуйте. Меня зовут Фаина, а мою дочку Капитолина. Наша комната около кухни, если вам что-то понадобится, то заходите. Чем могу — помогу.

Голос у старухи оказался неожиданно низким и густым:

— Розалия Ивановна Величко-Величковская.

«Ей бы на клиросе басы выпевать», — мельком подумала Фаина, отпихивая от двери любопытную Капу, что норовила просочиться в комнату и навести там порядок.

— До свидания. Не будем мешать.

Старуха кивнула головой, отчего кудряшки упали ей на лоб, и снова водрузила пенсне на нос, показывая, что не расположена к дальнейшей беседе.

На кухне в два голоса орали соседи, потом что-то с ужасным грохотом стукнуло.

— Тишка упал, — заметила Капитолина.

С каждым днём Капа говорила всё лучше и лучше. Недавно, забравшись к Фаине под одеяло, она быстрым шёпотом пробормотала целую главу из детской книги. От уютного детского тепла на сердце наплывала привычная тоска по Насте, которая с течением времени стала зыбкой и призрачной, как туманная дымка.

* * *

Ненастная осень нагнала с Финского залива в Неву потоки воды, готовые вот-вот перелиться через парапет на набережную. Тёмная волна длинным языком лизала розово-серый гранит берегов и струями захлёстывала на мостовую. Разметав в стороны чёрные крылья туч, ветер с размаху бился о колонну Александрийского столпа на Дворцовой площади.

— Нынче это площадь Урицкого, — с издёвкой сообщил Фаине господин из благородных. Он кутал шею в шёлковое кашне, намотанное до подбородка.

Фаина промолчала, но, видно, господину очень хотелось выговориться, потому что он воздел к небу зонтик и, ни к кому не обращаясь, изрёк: — Что за мода пошла на переименования? Моровое поветрие, иначе не назовёшь! Офицерская улица теперь — Декабристов, Дворянская — улица Деревенской бедноты, Николаевская — улица Марата. — Он фыркнул: — Только подумайте, какая несусветная чушь! Насколько я помню, сей деятель Французской революции принимал посетителей, сидя в ванной, где его и заколола некая дама Шарлотта Корде. Царь Пётр, наверное, в гробу переворачивается от сих новшеств. — Господин ткнул зонтиком в направлении Медного всадника. — Такие, знаете ли, фортели до добра не доводят. Скажите, кто дал право господам-товарищам издеваться над созидателями града сего? Помяните моё слово, однажды их кости восстанут из могил и призовут к ответу и тех, кто поругал их творение, — кивком головы господин указал на солдат в будёновках с красной звездой, а затем ткнул себя пальцем в грудь, — и тех, кто дозволял поругание, то есть нас с вами, милая девушка!

Собеседник осёкся и посмотрел на неё долгим взглядом, полным немой укоризны.

От странных пророчеств Фаине стало жутковато, и она прибавила шагу, стараясь поскорее избавиться от навязчивого внимания, и обрадовалась, когда позади раздался знакомый голос:

— Фая, Фаина, постой! Погоди! Да куда же ты так бежишь? — Догнав Фаину, Тетерин придержал её за локоть и пошёл рядом. — Я тебе кричу, машу, а ты не слышишь! Домой?

— Домой. — Фаина поправила сползающий платок. — Иду с Васильевского, получала в распределителе брошюры товарища Крупской о народных детских садах.

— Жена и соратник Ильича, — уважительно кивнул Фёдор и покосился на толстую сумку. — Читать будешь или в стол запрячешь?