Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

На самом деле Линь Фэй понимал, что уходить так рано нет необходимости, но беспокоился, поскольку при мысли, что придется столкнуться с полусонной Ван Лань, становилось не по себе, возможно, он чувствовал некоторую неловкость, ведь провел ночь у девушки, а ее муж был при этом дома. Вчерашние события – это случайность, нельзя из-за случайности позволить себе предаваться мечтам. Линь Фэй в записке написал: «Я ушел, спасибо за помощь, очень признателен». Никаких намеков на то, что они еще увидятся.

На улице было очень холодно, он затрясся от холода, едва оказавшись за дверью, потом стало получше, наконец, Линь Фэй взял себя в руки, да и ледяной воздух, что ни говори, полезен для мозга. Только-только схлынул утренний пассажиропоток, на улице царили последние минуты тишины перед гомоном, может быть из-за того, что солнце еще не успело осветить толком землю, но на ней лежала томная дымка, проезжавшие автомобили поднимали ее, а потом она медленно возвращалась на место. Запахи тоже еще не успели перемешаться и существовали отдельно друг от друга, расслаиваясь в зависимости от выраженности и силы: из лавки, торговавшей баоцзы[43], Линь Фэй, проходя мимо, уловил аромат баоцзы, из гастронома долетал запах подливы от жареного мяса, а еще пахло керосиновой копотью, то был очень резкий запах, но, смешиваясь с безоблачно синим небом над головой, он создавал ощущение свежести. Линь Фэй тут же вспомнил родной край, зимой в каждом доме топили печи, чтобы согреться, поэтому всю зиму в воздухе витал подобный запах… Он услышал несколько велосипедных звонков, самый звонкий звук среди городских шумов, это какой-то парень проехал на красный свет, и когда Линь Фэй обернулся, велосипедист уже проскакивал перекресток, а навстречу Линь Фэю шли двое пожилых супругов, только что закончивших утреннюю зарядку, они несли деревянный меч для занятий ушу и увесистую корзину.

Первым делом Линь Фэю надо было заскочить в гостиницу и забрать рюкзак, а перед тем, как съехать из номера, прополоскать рот и умыться. Дежурная, разумеется, удивилась, что постоялец не пришел ночевать, а заплатил за сутки, чтобы умыться, но она была жительницей столицы, а потому чего только не видела, а если видела нечто странное, то помалкивала. Когда Линь Фэй вернулся на улицу и ощутил прикосновение первых лучей солнца, то расслабился и почувствовал удовлетворение, словно бы под лучами солнца превратился в перышко, летящее к небу. Иногда люди ведут себя самым непостижимым образом, вот, к примеру, вчера он так тревожился и печалился, но сейчас тревоги и печали, как и все беспокойство, стали историей. Он был уже совсем другим человеком, чем вчера, и пусть внешне остался точно таким же, но те настроения, отчаяние, подавленность и тому подобные чувства явно остались вместе с тем прошлым «я» во вчерашнем дне. Естественно, он связал это с У Сяолэй и хотел увидеться с ней, и от этой перспективы стало радостно, и мыслями Линь Фэй унесся куда-то далеко. В душе его постоянно звучала мелодия, самая прозрачная в мире и лучше всего выражающая его настроение, это была та самая ария, которую вчера исполняла певица в белом, то ли из «Турандот», то ли откуда-то еще.

Это, разумеется, не соответствовало действительности, возможно, Линь Фэй упустил, что мелодия не имела ничего общего с У Сяолэй и ее слов недостаточно, чтобы вызвать подобную радость. Если уж и нужно найти какую-то непосредственную связь, то разве только перед прослушиванием этой арии он как раз возбужденно рассказывал собственную историю, а в истории присутствовал призрак женщины по имени У Сяолэй. Но у него в мозгу все еще царила некая иллюзия, даже скорее навязчивая идея, он надеялся, что радость связана с его возлюбленной, поэтому инерция чувств вела его ближе и ближе к У Сяолэй, на самом же деле его сердце бессознательно отрывалось от этой женщины, но, разумеется, этого он не мог почувствовать и не хотел поверить.

Линь Фэй добрался до Гугуна, это тоже за него придумала вчера У Сяолэй. Это место явно отличалось от Тяньаньмэнь, от того момента, когда он вчера оказался на площади: Тяньаньмэнь показалась ему такой огромной, что неясно, куда и смотреть, а сам он словно опасливый ребенок, который не знает, куда приткнуться… Гугун же напомнил огромный лабиринт, особенно внутренние покои, в которые попадаешь из зала Высшей гармонии, как назывался внешний двор Гугуна, а покои императорских наложниц, казалось, тянулись бесконечно, и были совершенно хаотичны. Когда ему надоело, время уже приближалось к двенадцати часам, Линь Фэй поспешно нашел служителя, спросил, где выход, и с огромным трудом вырвался из этого замкнутого круга, который приготовили для него покойные императоры. Помнится, когда он вышел-таки из задних ворот Гугуна, то сердце затрепетало от радости.