Много снов назад (СИ)

Рози не спускалась в тот вечер к ужину. Оказавшись дома, даже не стала включать свет, двигаясь по квартире в полумраке ранней ночи. Сбросила на пол тяжелое пальто, как-нибудь разбросала влажные ботинки и двинулась в гостиную, проводя рукой по стене. Здесь её не встречали рождественские теплые огоньки, большая раскинувшая пушистые ветки ель, распространяющая вокруг приятный лесной запах, полный холода и приятных воспоминаний, или разноцветная мишура, блестящая под светом флуоресцентной лампы. И Рози не ощущала большой необходимости в празднике, но это было лишь упрямое убеждение, в которое она через силу заставляла себя верить.

Она не хотела возвращаться домой. Видеть чужие лица, рассматривающие её с поддельным интересом, чтобы затем обсудить. Даже если бы ей предложили остаться исключительно в кругу семьи это оказалось бы ещё худшим, поскольку незнакомцев оправдывала предубежденная предвзятость, неточность в их истинных помыслах, безосновательное предположение их вины, но этих людей Рози знала достаточно хорошо, чтобы ожидать от них чего-то другого.

У неё было недостаточно врожденных притворства и лести, чтобы стать одной из них. Произошла генетическая ошибка. Рози была ошибкой. Когда-то она напрасно полагала, что проблема была именно в ней, было что-то не так с тем, что Рози то и дело разочаровывала отца, не могла привлечь внимания матери, была недостаточно хороша, как брат, хваленный всеми, невзирая на их равное положение. От семьи её спасало воображение, игры которого уносили далеко от гнетущей действительности. Рози пряталась внутри своей головы, позволяя иллюзии брать над здравым смыслом вверх. Это неплохо срабатывало, но взросление было неизбежным. Даже Венди однажды пришлось бросить Неверленд.

Приятно добродушное отношение Дугласа оказалось обманчивым и пустым. Рози видела все знаки так четко и ясно, будто они были словами, напечатанными на бумаге, которые она без затруднений читала. Вот только похоже Рози не сумела разобраться со смыслом. В любом случае в этом её убедил Дуглас, разбив познавшее первую любовь сердце вдребезги.

Она не могла простить своих чувств ни себе, ни ему. И всё же невзирая на то, что осколки были разбросаны по всей душе, и Рози отчаянно пыталась найти каждый, шаря руками в непроглядной темноте, чтобы собрать себя воедино, ей всё так же ужасно не хватало его. Она хотела видеть Дугласа, слышать его мягкий голос, ощущать случайные прикосновения, делая вид, будто не замечала их. Против его воли Рози хотела расцеловать его ещё сотни тысяч раз перед глазами страха быть отверженной с каждым новым поцелуем снова и снова.

Её насквозь проняла жалость к себе. Всё было невыносимо. Каждое незначительное действие требовало неимоверных усилий. Устроенная истерика отняла все силы. Оказавшись дома, ей не хотелось заниматься прежними делами, хоть те и отвлекали от ненужных мыслей. Более не хотелось ни печь, ни читать, ни смотреть что-либо. Даже ничего не делать стало вдруг неимоверно тяжело, будто и это стоило Рози усилий.

Она оказалась в постели в половине седьмого вечера. Приняв душ и переодевшись в пижаму, Рози залезла под одеяло и отвернулась к окну, наблюдая за небом, настолько темным, что даже звезд на нем не было видно. Может, дело было в том, что они были слишком далеко, может, их закрывали верхушки деревьев, разодетые в белые одеяния.

Она потянулась к телефону, лежащему на прикроватной тумбе, когда тот затрезвонил. Отклонила два звонка от Бри и три от Реджи, прежде чем выключить устройство вовсе. Отец не донимал, что было на него не похоже. Киллиан не был поражен её выступлением. Запоздало Рози вспомнила, что у неё сохранился номер Дугласа, и в агонии нерешительности — звонить ему или нет, провела ещё два часа, пока вовсе не измучилась от этих мыслей. В конечном итоге сумела отговорить себя от оплошности. Если бы это имело значение, Дуглас и сам бы ей позвонил.

В сочельник она проснулась ближе к обеду. Телефон продолжал быть выключенным, о чем Рози даже не вспомнила, оставив его на прикроватной тумбочке. Ей не хотелось вспоминать событий прошедшего дня, поэтому переодевшись в самую наиболее удобную и теплую одежду, она снова взялась за старое — стала печь, забывая в этом занятии всю себя.

Когда успело стемнеть, выбралась на улицу. Праздничные огни привели в чувство. Был канун Рождества, а Рози замкнулась внутри своей квартиры, как старый скряга Скрудж и отрицала существование праздника, не находя его внутри самой себя. Спустившись в «Ужин с Барни», что закрывался в тот день раньше обычного, она заказала много всего, но не персиковый пирог.

— Знал, что ты будешь здесь, — она испугалась, когда незаметно сзади подошел Киллиан, усевшись за столиком напротив, прямо на месте Дугласа. — Кажется, здесь не дождутся, когда ты уйдешь. Последний клиент, больше никого здесь нет.