Меня водворили в отдельный дом, состоявший из пяти комнат. Я предпочитала пользоваться одной, где и спала и занималась, готовясь к урокам, а остальные отдала в полное владение ящерицам, которые с упоением носились по стенам, ловя мух, бабочек и прочих насекомых. По стенам тянулись узенькие цепочки черных муравьев, а иногда проползали большие серые пауки, которых я ужасно боялась, мысленно умоляя ящериц поскорее их изловить или хотя бы напугать. На стене, на плечиках висели мои платья, и не раз, встряхивая их перед тем, как надеть, я изгоняла из них всю эту живность, включая ящериц. Словом, все, что бегало по двору и саду, бегало и в комнатах. Хотя, правда, змеи не было ни одной.
Каждое утро меньшая из моих племянниц, четырехлетняя Сараю прибегала звать меня к завтраку и очень огорчалась, когда видела, что я уже встала и не надо меня будить. За завтраком мой брат рассказывал семье о газетных новостях и расспрашивал меня о нашей стране, не уставая восхищаться каждым моим ответом.
Потом я шла проверять тетради своих учеников и до обеда не поднималась от стола. Учеников-то было тридцать, и мне надо было в 40 дней преподать им годовой курс русского языка!
Потом прибегал кто-нибудь из детей, а то и три или четыре вместе, чтобы позвать меня к обеду. За обедом всем ставили по металлическому плоскому блюду с горой риса и чашечками разных приправ к нему. Надо было видеть, как каждый лил эти приправы в рис и мешал его правой рукой (обязательно правой, левая рука нечиста — ею выполняют туалетные функции: гигиеническое правило, необходимое в условиях индийского климата). Все и всюду в Индии так едят. Но я при всей моей зависти к такой ловкости так сама и не научилась этому, а пользовалась вилкой да ложкой и чувствовала себя белой вороной. Как и на собраниях или зрелищах, все сидели на полу, а мне подавали стул, и я возвышалась над всеми, словно для обозрения. Очень неловко, а на полу не могла просидеть и десяти минут: то нога онемеет, то в боку заколет, то спина заноет, ну, словом, никак. Нужна тренировка.
После обеда я ехала на урок на четыре часа. Для меня это были «звездные часы», и пролетали они незаметно. Я любила, я очень любила эту работу. Я любила легкость, с какой индийские студенты воспринимают уроки, их интерес к нашему языку, их милое произношение и ту радость, с какой они открывали схожесть многих русских слов с индийскими: «у вас «сахар» и у нас «сахар», у вас «земля» и у нас «дзумля», у вас «деньги» и у нас «денги», — как замечательно!»
А уж когда я на уроках или лекциях начинала систематически прослеживать родство словарного запаса русского языка и санскрита и сходство их грамматического строя, туг радости не было предела. Нашей общей радости. Словом, я любила эту работу.
Вечером, после ужина, когда я сидела под лампой и продолжала занятия, в комнату слетались и заползали все мухи, мошки, бабочки и мотыльки, жуки и тараканы, какие только там водились. И когда вывелись однодневки, то их набилось ко мне такое множество, что утром пол оказался покрыт целым слоем их крылышек. А их самих съели ящерицы и, отяжелев, спали по углам, цепко держась своими лапками за поверхность стен.
Иногда моя старшая племянница, кудрявая красавица Налини, приходила ко мне, упрашивая меня немножко отдохнуть, а когда я ложилась, она опускалась на пол у кровати и разрисовывала мне хной ладони и пальцы рук. Какой это ни с чем не сравнимый отдых, когда в жаркий день по вашим пылающим рукам легко скользит тонкая кисточка, смоченная холодной жидкой кашицей из хны! Какое незабываемое удовольствие! И легкий свежий запах хны, похожий на ночной ветерок, — все это освежает, успокаивает, усыпляет.
За сорок дней, прожитых в этой семье, я так привыкла к каждому из них, так искренне подружилась с ними, что действительно воспринимала их как родных. И никогда не забуду их ласки, приветливости и доброты.
Мой брат и мои друзья-студенты много возили меня по Пуне и вокруг нее, многое мне показывали и со многим познакомили. Все, о чем я слышала, читала, что изучала, — все открывалось здесь передо мной, делалось близким, явным, ощутимым. Сама земля здесь хранила следы истории, была насыщена ею так, что казалось, по воздуху, как по прозрачному экрану, скользят, проплывают картины прошлого…
Пуна. Город маратхов.
Воинственный и смелый этот народ в течение столетий проводил свои дни в боях, то нападая, то обороняясь. Правители Дели и их наместники равно жаждали власти в Махараштре. Кто воцарился здесь, тот цепко держался за ее земли. Эти земли входили в границы султаната Биджапур. в котором побывал в XV веке наш русский купец Афанасий Никитин, и, исходив здесь много дорог, написал, не скрывая горечи душевной, о той разнице в жизни простого народа и знатных людей, которая его поразила: «А все их носить на кроватех своеих на сребряных, да перед ними водят кони в снастех золотых до 20… А земля людна велмн, а сельскыя люди голы велми, а бояре сильны добре и пышны велми».