Многоножка

— Плюсом, давайте не забывать, что у нас есть кое-какие дела… — напомнила Тамара всем. — Вернее, кое-какое одно дело, которое нужно доснять.

— Ну так успеем же, — шмыгнул снова Костя.

— Да сходи уже высморкайся, боже мой…

— Можно просто «Константин»…

— А как у вас с фильмом, дело двигается? — спросила Лебедева, когда Костя отошёл.

— Да, почти досняли! Только Ромка что-то приболел, а без него снимать не можем — центральный персонаж. А в целом, ещё пара сцен, наверное, и Сашка смонтирует…

Телефон завибрировал: судя по уведомлению, написал Ромка. Тамара внутренне напряглась, потому что события такого рода случались крайне редко.

«Я в больнице на месяц, если не дольше. Лажа полная».

«Что с тобой такое?» — написала ему Тамара. Напряглась: такие новости не сулили ничего хорошего ни для одного из них.

«Обострение, — ответил Ромка на удивление быстро. — Слушай. Можешь сгонять к „скрытому смыслу“?»

Тамара опешила.

«Какое обострение? Серьёзное? И зачем?»

«Такое, что меня могут и не выписать».

«Если ещё раз такое напишешь — я приду и тресну тебя».

«Ну так сгоняешь?»

«Хорошо, но зачем?»

«Может, его уже совсем стёрли. Просто интересно. Вдруг это реально пацана того».

Сашин рассказ про Артура, рисующего граффити «со смыслом», Тамара не забыла, и, когда вспоминала о нём, ей становилось неловко и грустно. Но она спрашивала себя, что может сделать — и получалось, что… ничего. Почти ничего.

«Может, замазать написанное новым слоем краски? Но я не знаю точного оттенка, и могу всё испортить…»

Мелькала и мысль приписать ниже извинение, но это было бы совсем уж глупо.

Оценив свои шансы, усталость собственных коленей и время прибытия родителей домой, Тамара после занятий спросила приехавшего за ней на «Мистере Парусе» Егора:

— Можешь свозить меня в одно место?

— Могу, мы прямо сейчас туда едем.

— Это не к нам домой.

— А куда тебя опять тянет? На съёмки? Поздно ведь уже.

— Нет, не на съёмки. Мне, в общем, нужно в район Щорса кое-что глянуть. Это недолго, но зато потом я буду спокойна. Мы же можем через туда домой поехать?

— Ты чё, мышка, это ж крюк через полгорода… Что тебе там нужно?

— Сложно объяснить. Я просто кое-что гляну, и всё. У нас ведь есть ещё время, так? Родители сегодня будут в семь…

— Даже если так — мне бензин не бесплатно капает, — недовольно сказал Егор, протягивая сестре шлем. — Это точно не терпит до другого раза?

— Может быть, и терпит, но давай сегодня? Пожалуйста. Чтобы лишний раз потом тебя не гонять.

Егор тяжело вздохнул, когда она вскарабкалась на заднее сиденье, и нажал на педаль.

— Ладно, съездим. Куда ж тебя девать.

Тамара весьма смутно, но всё же запомнила, где расположено граффити. И силуэт человека возле него она увидела издалека. Из-за одежды фигуру было не разглядеть, но, кажется, это была девушка. Когда они приблизились, Тамара увидела, что девушка делает именно то, о чём она недавно думала: макает кисть в банку с краской и замазывает Ромкино послание.

Когда они подъехали, она тихо сказала Егору:

— Останови вот тут.

Она слезла с мопеда, опёршись на Стикер, сняла шлем и, держа его в одной руке, медленно подошла к девушке. В голове Тамары роились вопросы. Почему именно сегодня? Кто она? Может, это автор надписи? Что ему, в таком случае, сказать?

Тамара сделала ещё шаг. Девушка не замечала её. Она замазала почти всё: оставались видны только их с Ромкой подписи.

«Стоит ли выдавать себя? — подумала Тамара. — Стоит ли вообще…»

Она долго собиралась с мыслями, и наконец громко спросила:

— Это вы нарисовали?

Девушка ответила не сразу, тихим глубоким голосом:

— Не я. Друг мой.

Набрав носом воздуха, Тамара зажмурилась.

— Извини, пожалуйста!!! То, что ты стираешь, написал мой друг! Он бы тоже сейчас извинился, но он не может, он в больнице…

Закрасив последнюю подпись (она всё равно немного просвечивала), девушка медленно поднялась, сдёрнула с лица маску и обернулась. Тамара, посмотрев ей в лицо, медленно похолодела, узнав Дашу Швецову — Дурью.

— Это ведь и ты тоже написала, — сказала она спокойным, ровным голосом, держа в пальцах опущенной руки банку с краской. — Там твоя подпись. «Многоножка».

Тамара сжала губы.

— Я не знала, что он… впишет меня.

— Почему не остановила его?

— Я не знала…

— Артур умер вчера. В больнице. Это граффити — всё, что он оставил.

Глаза у Даши в тот момент были некрасивые, как всегда выпученные, но покрасневшие и до невероятия печальные. Тамара не могла себя заставить посмотреть в них, помня прошлые обиды, и не могла заставить себя извиняться перед ней. Ведь не Даша была автором граффити.

И всё же Тамара чувствовала, что виновата — в том числе и перед ней.