Многополярный мир. Идеология и экономика

Бытие М. Хайдеггера можно рассматривать как расширенное понятие Жизни. Полнотой жизни обладает человек, который поглощен великой любовью, или любимым делом и, конечно, духовно связан со своим сообществом – народом, людьми культуры или науки, живет его победами и поражениями, чувствует боль и радость человечества, как свою собственную, – это и есть настоящая Жизнь. Живое, обладающее бытием – это не вечно неизменное, независимое от иного бытия. Это то, что может быть утрачено, что связано с риском. По мнению некоторых протестантских теологов (напр., Карла Михельсона), смысл истории придает именно эсхатологическая вера в ее конец.

Если у жизни нет Смысла, нет духовной основы, то все движение вокруг – только суета, похожая на жизнь. А если это жизнь, то жизнь не моя. Она отчуждена от меня. Человек, для которого нет ничего священного, сверхценного, что страшно потерять, чему не противостоит Ничто, – тот не причастен к бытию, в нем нет жизни. Так понимают бытие поэты, пророки, герои. Вспомним пастернаковское:

И надо никакою долькой
Не отрекаться от лица
И быть живым, живым – и только.
Живым и только, до конца.

Об этой же Жизни писал Маяковский:

Потому что ненавижу всяческую мертвечину,
Потому что обожаю всяческую жизнь.

Духовные ценности, священные верования, которые дороже, чем физическая жизнь – это главный источник жизни. Хайдеггер называет его другим Началом, Seyn-бытием. Бытие – это то, что отличает живое от неживого, важное от безразличного, священное от обыденного. В современном русском языке самым близким к этому обобщенному понятию, наверно, надо считать слово духовность.

А можно ли вынести из нашего краткого рассмотрения какой-то современный ответ на вопрос, который долгое время считался основным в философии: что есть реальность? что первично? что такое бытие?.. – Вопрос не может иметь строго сформулированного ответа. Такой ответ мог бы в лучшем случае удовлетворить тех, для кого высшая ценность – научное познание или научно-технический прогресс. Для тех, кому небезразлична судьба человечества в целом, его история, его место в мироздании, приемлем ответ: конечная реальность, Бытие – это те Духовность, Идеология, которые дают смысл жизни и деятельности.

В европейской культуре, по сравнению с восточной, человек занимал всегда гораздо «более центральное» место – и не только после торжества гуманизма. Античные боги всегда антропоморфны. В исламском изобразительном искусстве человек и антропоморфные изображения запрещены. А на христианских иконах не только Христос и святые, но и сам Творец и Вседержитель всегда пишется в виде вполне реалистичного конкретного старца. В китайской живописи веками доминирует пейзаж. Причем, если на картине и присутствует человек, то это небольшие фигурки, которые не сразу и отыщешь среди гор и деревьев. Христианство призывает к милосердию и любви к ближнему – человеку. Индусские традиции учат любви ко всему живому, ко всем живым существам.

Такое же выделение человека как центра внимания, как главного Субъекта, часто «по умолчанию», характерно и для философии. Возможность и необходимость сохранить в том или ином виде центральную роль человека во Вселенной, в сфере внимания и значимости всегда остается важной проблемой. Без нее рушится Смысл жизни европейца. Богословие авраамических религий полностью осознает Единого Бога как вездесущего и всемогущего, пути Которого неисповедимы. Но ведь Он – в постоянном диалоге с человеком. Христианин любит Бога, и Бог любит его. По слову немецкого мыслителя и мистика Ангелуса Силезиуса (XVII век): «Я знаю, что без меня Бог не может прожить мгновения, если я обращусь в ничто. Он должен по необходимости испустить дух» [25, Ангелус Силезиус, с. 46].

Гуманизм и научное мировоззрение фактически ставят Смысл жизни в зависимость от успехов человечества в научно-техническом развитии, от суммы знаний о космосе и о микромире, от вопроса: «Царь я или не царь (природы)?». Сейчас в духовном пространстве появился новый мощный вызов – присутствие рядом с нами представителей явно более высокоразвитой цивилизации – инопланетян или пришельцев из параллельных миров. Сможет ли справиться с этим вызовом наше научно-интеллектуальное сообщество, если не «вспомнит» и не оживит, не осветит новым светом духовные богатства, «забытые» в музеях и библиотеках, и сохраненные в провинциальных религиозных общинах?

Человек не может быть «мерой всех вещей». Он лишь одна из мировых сущностей. Откуда берутся его прозрения и открытия, восхищение и ужас, что определяет его выбор вопросов и направления поисков? Сказать, что их источник сам человек – значит, не решить проблему, а просто отбросить ее.