Многополярный мир. Идеология и экономика

Охватить структурировать, описать все многообразие представлений и смыслов, присутствующих в сфере сознания в виде философской системы, – такая задача вряд ли выполнима. Видимо, Шопенгауэр был все же прав, когда отмахнулся от солипсизма. Солипсизм признает единственной несомненной реальностью только представления, присутствующие в сознании конкретного человека. Не надо быть специалистом-социологом, чтобы знать: как представления об объектах, так и собственные желания и мечты отдельного человека (моя воля) в подавляющем числе случаев определяется той культурой, теми религиозными, научными, бытовыми представлениями, которые доминируют в обществе, где живет данный индивид в современной ему среде. Поэтому, конечно, для исследования интересны представления, стремления, желания, характерные не для индивида, а для общества в целом, для культуры, для науки. Философия, как и наука, это специальный вид освоения мира человеком, цель которого – учение об общих принципах мироздания и пребывания человека в мире, взаимодействия с ним. Знания об индивидуальных вещах и событиях становятся интересны для философа в том случае, когда единичное, индивидуальное явление приобретает значение общее, становится фактом истории, природы, общества, культуры.

Видимо, вполне осмысленно и плодотворно говорить о реальности таких сущностей, как душа организации и той религии или идеологии, которая лежит в ее основе – о таких сущностях, которые представляют их в духовно-идеологической сфере. Ведь когда мы говорим о служении государству или служение театру, это вовсе не метафора, за этим стоит вполне «материальная» реальность поведения людей. Наверное, именно такие сущности имеет в виду св. Иоанн Богослов, начиная Откровение с обращения Иисуса Христа к Ангелам семи церквей (Откр: 2–3). Хотя телесные воплощения этих духовных сущностей состоят из людей, было бы не правильно сказать, что они существуют только в головах отдельных людей. Они, конечно, не похожи на небесные звезды и галактики, совершающие свои предначертанные от века пути и безучастные к земным скорбям и радостям. Но отдельный человек не может ими распоряжаться, как бездушной вещью. Наиболее удачный образ применил к «бытийным» сущностям М. Хайдеггер в его известной формуле: «Человек – пастух бытия».

Для истории, а тем более для искусствоведения, для анализа и оценки художественных произведений понятие реальности, реализма неразрывно связано с понятием правды, правды жизни. Вот в фильме А. Смирнова «Жила-была одна баба» показана жизнь в дореволюционной России, а затем во время гражданской войны. И создается такое впечатление, что жизнь в России была (да видимо, и будет) ужасной и невыносимой всегда. Похожее впечатление выносит зритель о жизни в Германии эпохи раннего Ренессанса после фильма Сокурова «Фауст». Но ведь мы знаем описание жизни крестьян в России и после освобождения от крепостного права в 1861 году, и до этой даты, вовсе не оставляющие такого впечатления безысходности. И жизнь горожан и крестьян в Германии, которую мы видели на полотнах великих мастеров живописи, совсем иная, чем у Сокурова.

Современный зритель, конечно, прекрасно знает, что претензия на реализм подобных «открывателей правды» настолько же продиктована их художественно-эмоциональной (или религиозно-философской) позицией, как, скажем, соцреализм. Только с обратным знаком. Их авторы просто в данный момент ненавидят всю русскую жизнь или даже всю земную жизнь человека. Вопрос о «подлинной реальности» или «заказной» агитационности художественных образов – наглядное свидетельство острой актуальности философской проблемы: что считать реальностью, Бытием? Могут ли философы уйти от этой проблемы, сказав, что это вопрос личного видения художника или политиков, формирующих общественное сознание? Мы в России привыкли отвергать и высмеивать партийное требование к творцам в искусстве и литературе создавать произведения в стиле социалистического реализма. Вполне можно понять возмущение художников и режиссеров, когда судьба их творений зависит от бюрократов, невежественных в вопросах искусства. И это оправдано философией, которая признает культуру народов их настоящим Бытием. Но разве эта философия не признает не менее важной ценностью и частью Бытия народа – ту идеологию, которую разделяет народ и которая служит главной опорой государства? Мы прекрасно знаем, что для многих выдающихся писателей и кинематографистов требование противопоставить царящей бездуховности образ героя, беззаветно верящего в торжество Идеи, лежало в основе их собственного внутреннего восприятия действительности. Значит, метод соцреализма вполне оправдан философски (и религиозно, если заменить термин социалистический на термин, скажем, христианский). Дело только в том, какими методами обеспечивается культурная политика в обществе и какие люди ее формируют. В СССР не хватало людей, достаточно мудрых, чтобы обновлять Идеологию и, соответственно, чтобы формировать культурную политику.