Многоточие

Аня ничего не хотела менять. Она жила с бывшим мужем в одной квартире, растила сына, и ребенок был ее главной заботой в жизни. Заводить мужчину на стороне Точкина не видела смысла. Разочарование прошлых лет ежедневно бередило душевные раны: приходя домой, в бывшее семейное гнездышко с уютными вечерами за ужином или просмотром фильма, с бессонными ночами, когда сын будил их требовательным криком, и они по очереди убаюкивали его или кормили из бутылочки, теперь Аня погружалась в гнетущую атмосферу разладившегося брака. Бывший муж, разгуливающий в трусах-семейниках, раздражающий холодностью, глупыми шутками и заносчивостью, несколько лет не давал развода, а когда в итоге поставил подпись в бумаге о расторжении, то никуда не съехал, а продолжал жить, будто они всё ещё законные супруги. Аня просила продать или разменять квартиру, но он не собирался ничего делать. Его все устраивало: сын под присмотром, ужин готов, посуда вымыта; приехал поздно, устроился в зале на диване перед телевизором и уснул, а что ребенок живет в одной комнате с матерью – ничего страшного: если бывшую жену что-то не устраивает, пусть она и съезжает.

Точкиной некуда было съезжать. Зарплата заведующей не позволяла разгуляться, а от бизнеса мужа, в котором она семь лет принимала активное участие, ей не перепало ни крошки. После развода Аня погрузилась в депрессию, часто плакала, и лишь ребёнок не позволял ей раскиснуть окончательно: занимался в секции, учил английский и заканчивал каждый год с одними пятерками в табеле. Сыном Точкина гордилась, и он оставался единственным державшим на плаву в этой «веселой» жизни.

Однажды, когда Аня стала больше доверять Саше, она вдруг призналась, что мечтает выйти замуж во второй раз. Встретить достойного мужчину и родить ему ребенка.

– Очень хочу дочку, – сказала она и улыбнулась. – Это такое счастье.

Немов слушал ее и представлял своей женой. Вот они идут под алтарь – нарядные, щеголеватые, играют пышную свадьбу, а может просто расписываются (разве это важно?) и ждут появления малышки. Она рождается с мамиными глазами, с теми, что меняют цвет от настроения. Она прекрасна, как восход на пляже у моря, тянет к Саше крохотные ручки и сучит нетерпеливо ножками. Немов берет ее – осторожно, боязливо. Это мгновение он запомнит навсегда, а впереди еще много таких мгновений, радость только-только набирает обороты. Он кладет дочку рядом с Аней, целует жену в изможденное лицо и садится рядом…

– Вам тоже нужно дочку, – сказала Точкина, и от ее слов в животе у Немова завелся зловещий холод.

«Нет, не видит она во мне достойного мужчину, – подумал Саша. – Видимо, не того я полета птица, чтобы изменить её жизнь».

После встречи Немов грустил. Осень запомнилась ему дождями и хандрой. Опускались руки, и день за днем он ходил в подавленном настроении. Спасали работа и творчество, в которые он окунулся с головой, стараясь не думать об Ане, но все равно думал, тешил себя надеждами, строил планы и понимал, что им не суждено сбыться. Тот взаимный интерес мужчины и женщины – он был, есть и будет, но не перейдет на новый уровень по множеству причин. Саше было больно от Аниных слов, однако после них он зауважал девушку сильнее.

«Боже, если ты слышишь меня, пусть Точкина станет наконец счастливой, – думал Немов. – Она не заслуживает бед, что свалились на нее. Нельзя, чтобы хорошие люди страдали».

Бог молчал. Лишь хмурые облака покоились в подмосковном небе, куда устремил свой взор Саша.

Жизнь Немова превратилась в рутину. Кормилец-салон, где трудились косметологи, начал тяготить: светло-фиолетовые стены давили, и Саша затеял было ремонт, нанял мастера, тот перекрасил одну из комнат в кремовый белый цвет, девочки-администраторы заказали аквариум, но эти изменения настроения не улучшили. Немов рассчитал мастера, отпустил его с миром, оставил салон на управляющую и уехал в отпуск. Побывал в Риме, в Барселоне и в Праге, немного развеялся европейскими каникулами, но те чувства, что зрели в нем, не успокаивали, а, наоборот, раззадоривали. Он был далеко от своей любви, не мог зайти к ней на огонек, и, гуляя по римским развалинам или обедая в пражском ресторане, думами переносился в кабинет заведующей детского сада, в тот тихий уголок, где сидела за рабочим столом девушка, что так манила к себе. Не отвлекали Сашу ни экскурсии, ни ходьба по красивым центральным улочкам, уложенным брусчаткой, ни солоноватый морской воздух в барселонском порту, ни занимательные рассказы гидов.