Обладавший завидной реакцией капитан успел схватить Савельева за шиворот. Тот, вооружённый жужжалкой, вскрывающей двери как консервные банки, сделал по инерции шаг и, как показалось Бухтееву, едва не сорвался в распахнувшуюся пропасть. Жужжалка Савельева что-то задела, рассыпала сноп огненных искр, взвизгнула и заглохла. Обнимающий Савельева капитан и третий полицейский, Оськин, отпрянули от белой черты, возникшей в точности там, где прежде путь им преграждало стальное дверное полотно. Локти Оськина стукнулись о соседнюю дверь, закрывавшую квартиру на краю площадки. Охнув от боли, полицейский выронил дубинку, и та покатилась по ступенькам.
От порога, за которым полицейские рассчитывали сцапать подозреваемого, и до плинтусов соседских квартир, лишившихся стен, проступили, а потом ясно обрисовались мерцающие белые грани стереометрической фигуры. Нутро жилья гражданина Шеломова точно охватили светодиодным шнуром. Пространство, занимаемое ранее квартирой, быстро заполнял полупрозрачный молочный туман, прибывавший из ниоткуда.
У стены слева — вернее, у светящейся линии, обозначавшей стену, ведь обои, штукатурка, кирпичная кладка бесследно исчезли, их будто аккуратно срезали и унесли, — стояли и моргали соседи, таращились на невиданное. Муж и жена. Она в ночной рубашке, с раскрытым ртом, с распрямляющимися примятыми кудряшками, он в майке, семейных трусах, с вывалившимся поверх трусов животом. И тоже с раскрытым ртом. У кой-кого не задалась суббота! Мужчина в майке закрыл рот и дотронулся до клубов тумана. Полицейский заметил, как пальцы его упёрлись во что-то, согнулись. Нащупав невесть что, он отдёрнул руку.
Капитан Бухтеев задрал голову. Сосед с верхнего этажа стоял босыми ногами на расстелившемся вместо пола полупрозрачном тумане, обведённом мерцающими нитями. Словно декоратор на Новый год постарался! Только Новому году в июне делать нечего. Босой человек перебирал пальцами ног — это капитан видел ясно. Потом житель верхнего этажа присел и коснулся тумана рукой. И взял да прошёлся по невидимой плоскости. Любопытный!
— Что это? — спросил он непонятно у кого.
— Мне откуда знать? — ответил Бухтеев. Он вдруг осознал: подозреваемого-то он не задержал. То есть упустил. То есть от начальника отдела ему влетит. И что он напишет в рапорте? Гражданин Шеломов растворился вместе со своей жилплощадью, превратился в зыбкий туман? Придётся, видимо, вызывать ФСБ. Пусть кремлёвские ищейки наберут туману в коробки, пройдутся лазерами по невидимым стенам, ковырнут инструментом мерцающие грани и напустят сюда секретных учёных!
— Это что получается? — сказал гражданин из квартиры слева. — Нас теперь все видеть будут?
— И меня будут, — сказал сосед сверху.
— Тебе какое горе? Ковёр там бросил, и готово! А нам? Новую стену строить? И звукоизоляции никакой!
— Кто нам компенсирует?! — завопила его супруга. — Мы, между прочим, граждане добропорядочные! И бдительные. Не какие-нибудь!.. — Голос её сорвался на визг.
— Этажом ниже потолка нет, — заметил верхний. — Но люстра висит…
Сержант Оськин осторожно коснулся ботинком невидимой плоскости, где прежде лежал паркет. Подошва опустилась на что-то твёрдое.
— Вау! — воскликнул Оськин на манер представителя враждебного иностранного народа.
— Оськин, — приказал оперуполномоченный, — вызови-ка вторую машину. Савельев, собери свидетелей. Этих вон всех.
— Е… есть, т-товарищ к-капитан-н-н!.. — Голос впечатлительного Савельева дрожал, хрипел, вибрировал и заикался, а зубы постукивали, норовя откусить кончик языка.
III
Шеломов включил на кухне электрический чайник, подогрел воду и заварил чай, помешивая развернувшиеся в воде листья ложечкой. Сотворил шоколадные конфеты с орешками и вафлями. Глядя на звёздные просторы за окном, выпил одну чашку чая и другую. Вокруг висела, тихонько позванивая в ушах, особая тишина, какую способен различить разве что книгочей со стажем длиною в жизнь. Напевая радостную песенку, Шеломов вымыл посуду. А теперь — под душ! Обливаясь в ванной холодной водой, он чувствовал себя нетерпеливым мальчишкой, которому подавай все подарки, подавай исполненье обещаний в одно мгновенье, сейчас и разом, на целую жизнь вперёд. Перешагнув чугунный бортик, Шеломов хорошенько, до красноты растёрся махровым полотенцем. Посмотрел в зеркало и поймал улыбку. Укрыл горящую кожу чистым бельём, затем натянул новенькие джинсы и надел свежую рубашку. Почистил туфли. Прихватил недочитанную книгу. В сердце его колокольчиками звенел неподдельный восторг.