Многоцветные времена [Авторский сборник]

Владимир Луговской удивленно смотрел, как скачет туркмен, молодой, лихой, смеющийся наездник, который состязается с поездом, — то придержит коня, то даст ему волю и проскакивает мимо окон поезда, откуда смотрят пассажиры, крича всякие похвалы молодому спортсмену, который так легко побеждает железного коня.

— Что это такое?

— Это, — отвечали поэту, — это весна! Молодой джигит полон сил. И он хочет веселиться, чувствовать быстроту, силу, романтику… Весна!

И памятник великому Ленину в Ашхабаде был тоже необыкновенный. Над высоким каменным квадратом, стены которого были украшены мозаичными коврами и блистающими узорами, похожими на творения древних мастеров, стоял Ленин. В привычной позе, но в непривычном светло-зеленом костюме, весь какой-то весенний и легкий.

— Почему он такой? Почему костюм зеленый?

— Потому, что мастера, делавшие памятник, нашли такой состав бронзы, который сначала светится светло-зеленым, со временем потемнеет, примет другой оттенок и тогда сохранится на века. А пока его обработает время, он будет стоять таким весенним, таким необычным.

Володя Луговской пришелся Туркмении в самый раз. Его романтический характер, его энергия, требовавшая большого движения, нашли здесь все, что требовалось для создания настоящих, живых, полнокровных стихов. И они зародились этой необыкновенной весной…

2. Перед лицом пустыни

«Принять их, как меня!» — написал коменданту Кушки наш друг в Ашхабаде, комбриг Медников. И комендант самой южной крепости Советского Союза предоставил нам все возможности познакомиться с пограничной жизнью.

Будапештский садовник Сабо, человек широкоплечий, невысокий, как говорится, неладно скроенный, но крепко сшитый, прошедший гражданскую войну в рядах Красной Армии, был комендантом Кушки и очень внимательно отнесся к работе писательской бригады.

Принимая во внимание особые условия жизни в этом районе в те довольно далекие от сегодняшнего времени дни, он сам пришел напутствовать нас в поездку по пустыне.

Он вникал во все мелочи, до всего ему было дело. Кони вставали на дыбы, звенело оружие, подтягивали подпруги, вымеривали стремена, — словом, вокруг было самое боевое оживление, точно наш маленький отряд должен был совершить большой и трудный рейд.

Когда все сели на коней и кони чуть приутихли, а всадники постарались построиться в две линии, Сабо простер свою маленькую железную руку, как бы указуя направление, и сказал по-русски с чуть заметным акцентом небольшую речь.

— Теперь вы, — сказал он, стуча камчой по своему пыльному сапогу, представляете отряд, который при встрече с басмачами, — тут он повысил голос, — басмачей будет сто двадцать, а вас будет двенадцать, — что вы говорите? один не поехал? — значит, вас будет одиннадцать, и вы разобьете басмачей, потому что у нас тут такое соотношение сил… Всё! Желаю удачи!

Всадники после прощальных слов повернули коней и самой крупной рысью устремились к старым воротам на простор. Наш отряд состоял из пяти писателей, одного местного журналиста товарища Брагинского — редактора газеты «Туркменская искра», двух пограничников, двух конных разведчиков и старшины, который уже чувствовал себя полководцем, способным на самые решительные дела.

Всем нам дали винтовки и патроны. Винтовки мы закинули за спину. Каждый получил по большой фляге воды. Старшина сказал:

— Товарищи, послушайте совет старого каракумца. Или выпейте сразу эту воду, не сходя с места, или дайте выпить товарищу, или вылейте… Только не пейте ее маленькими глотками. Тогда вам будет еще жарче…

Кто последовал этому совету, кто нет, но уже через десять минут наши кони бултыхнулись с разлета в холодные кипящие воды Кушки, и мы стали мокрыми до пояса. После переправы началась восхитительная скачка по пересеченной местности. Мы поднялись на холм, и афгано-советская граница предстала совсем рядом. Далеко на горизонте вставали сквозь туман дымные снега Паропамиза. Мы вступили на тропу, которая уводила все выше и выше. Мы вытянулись в длинную вереницу. Впереди ехал старшина.

Справа от нас была широкая ложбина. Из-за скал на ней показались два всадника. Они горячили отличных коней и были как нарисованные. По нашему отряду прошло волнение. По цепочке передавали приказ старшины: «Приготовить оружие!»

Винтовки моментально были взяты в руки, и всадники теперь продвигались под нашим прицелом. Два наших конных разведчика устремились навстречу таинственным пришельцам. Они мчались им навстречу, бросая коней в разные стороны, припав головой к гриве, — по всем правилам разведки. Но всадники не проявляли никакого беспокойства. Наши поравнялись с ними, вступили в беседу и потом шагом вернулись к нам.

— Идет караван из Мешхеда! Верблюды идут по тропе, мы их скоро встретим, а всадникам удобнее ехать там, — сказали разведчики.

На тропе показался огромный верблюд, качавший в такт шагам своей шершавой головой. За ним следовали остальные. Кони начали жаться к стенке, чтобы дать пройти огромным зверям с тюками.