Множественные ушибы

Она улеглась на живот и, болтая ногами, сорвала очередной цветок, пробившийся между камнями заросшей травой брусчатки. Греттен была в желтой майке и коротких, выгоревших шортах. На измазанных землей ступнях длинных, загорелых ног болтались красные «вьетнамки». Я нарисовал на земле круг и две линии от середины, изображающие стрелки часов, указывающие на девять и двенадцать.

– Сколько сейчас времени?

– Противные часы.

– Ты даже не пытаешься ответить.

– Зачем? Мне скучно.

– Хотя бы сделай усилие. – Я говорил на манер тех учителей, которых сам терпеть не мог, но рядом с Греттен во мне пробуждалось самое худшее.

– Чего ради? – Она раздраженно посмотрела на меня. – В Англию я никогда не попаду.

– Как знать.

– Хочешь взять меня с собой?

Она шутила – по крайней мере я надеялся, что шутит, – но от одного упоминания о возвращении домой у меня защемило в груди.

– Твоему отцу это бы не понравилось.

Имя отца, как всегда, отрезвило ее.

– Ладно. Я сама никуда не хочу ехать.

– Но поучиться не помешает. Не всю же жизнь ты просидишь на ферме.

– Разве нельзя? – В ее голосе прозвучали враждебные нотки.

– Можно. Неужели ты не планируешь когда-нибудь уехать или выйти замуж?

– Откуда тебе знать, что я планирую? А если выйду замуж, то точно не за англичанина. Так какой смысл учить дурацкий язык? Вокруг полно парней, мечтающих жениться на мне.

«Это еще вопрос», – подумал я, но понимал, что пора сдать немного назад.

– Хорошо. Я просто решил, что тебе здесь скучно.

– Еще как. – Греттен приподнялась на локте и посмотрела на меня. – Могу предложить заняться кое-чем получше.

Я приступил к еде и притворился, будто ничего не слышал. В тот день на обед были толстый ломоть хлеба и рагу из белых бобов с кусочками колбасы – почти черной, с вкраплениями светлого жира. Когда я подцепил кусок на вилку, Греттен скривилась.

– Не понимаю, как ты можешь есть эту пакость?

– Что в ней не так?

– Не люблю кровяную колбасу.

– Это кровяная колбаса?

Греттен усмехнулась, заметив мою растерянность.

– А ты не знал?

– Нет.

Я посмотрел на темную массу с шариками жира, и перед глазами возникла другая картина: подвешенная за задние ноги оглушенная свинья и Жорж, вонзающий нож в ее горло. Я вспомнил звук, с каким кровь текла в металлическое ведро. Положил колбасу и отодвинул от себя тарелку.

– Отбила вам аппетит?

– Я не голоден.

Глоток воды помог избавиться от послевкусия. И в следующее мгновение я почувствовал отвлекающее покалывание в руке, где любопытный муравей с интересом исследовал мою кожу. Я смахнул его на землю и заметил десятки других. Они ползали по траве и таскали хлебные крошки в дыру между камнями мостовой.

Греттен подняла голову, чтобы узнать, чем я так заинтересовался.

– Что там такое?

– Просто муравьи.

Она набрала горсть земли и стала сыпать тонкой струйкой на их пути. Муравьи забегали кругами, «антенны» зашевелились на их головах, и, наконец, они проложили новую дорогу в обход препятствия на прежней.

– Не надо, – попросил я.

– Почему? Это всего лишь муравьи.

Греттен продолжала разрушать их коммуникации, а я отвернулся. Почувствовав раздражение от ее легкомысленной жестокости, задал следующий вопрос:

– Кто был деловым партнером твоего отца?

Сыпя песок из кулака на муравьев, она покачала головой.

– У папы не было партнера.

– А он сказал, что был. Человек, который помогал ему со статуями.

– Луи работал на нас. Он не являлся папиным партнером.

Тогда я впервые услышал его имя.

– Пусть так. Он отец Мишеля?

– Тебе-то какое дело?

– Никакого. Забудь.

Греттен набрала полную горсть земли и высыпала прямо в отверстие муравьиной норки.

– Матильда сама виновата.

– В чем?

– Во всем. Забеременела, начала склочничать, поэтому Луи и ушел. Если бы не Матильда, Луи до сих пор был бы здесь.

– Ты раньше говорила, что он предал вас.

– Предал, но не по своей воле. – Ее глаза стали отрешенными, словно что-то в ней отключилось. – Он был красавчиком. И забавным. Постоянно подкалывал Жоржа – спрашивал, не женат ли он на свинье.

– Остроумно.

Греттен приняла мое замечание за чистую монету.

– Луи умел рассмешить, однажды завернул поросенка в свой старый шейный платок, словно в пеленку. Жорж, когда увидел, возмутился, потому что Луи уронил поросенка и сломал ему ногу. Хотел наябедничать папе, но Матильда взяла с него слово, чтобы он сказал, будто все вышло случайно. Папа бы только разозлился. А свиньи ведь не Жоржа, так что он не имел никакого права начинать скандал.

– И что случилось с поросенком?

– Жоржу пришлось зарезать его. Поросенок был еще молочным, и мы получили за него хорошие деньги.

Чем больше я слышал об этом Луи, тем меньше он мне нравился. Я не мог представить Матильду с человеком вроде него. Но стоило немного подумать, и стало ясно, насколько я смешон. Я же ее совершенно не знал.

– И где теперь Луи?

– Матильда прогнала его.

– Но он живет по-прежнему в городе?

– Почему тебя это заинтересовало?

– Хотел узнать, как это Матильда…

– Хватит про нее! Что ты все о ней да о ней?

– Я не о ней…