Множество жизней Элоизы Старчайлд

Но трудно было находиться в присутствии сестры Марианны и не думать о грехе. Дьявол, который едва не прибрал ее к своим рукам на эшафоте, все еще считал ее своей собственностью. Даже манера, в которой она играла со своими волосами, красноречиво намекала на ее грешность. И несмотря на все ее отнекивания и все заверения в собственной добродетели и на ее монашескую рясу, от нее веяло плотским ароматом, теплым настоем человеческих выделений и мускуса, который был равносилен злу с точки зрения отца Филиппа, и чувственные линии изгибов под ее рясой выделялись так, что на них невозможно было смотреть без греховных мыслей, и это в глазах юного священника лишь умножало ее грех.

Отец Филипп потер пах и пошарил глазами по сторонам.

– Мать Мария сказала мне, что ты слышишь голоса.

– Мать Мария не имеет права ничего вам обо мне рассказывать. Единственные голоса, которые я слышу в этих стенах, это голоса моих сестер. И, – сладко добавила она, – ваш, конечно, отец Филипп.

Ее тело было слишком свежим, слишком мягким для отца Филиппа.

– Девочка одержима, – сообщил он матери-настоятельнице после исповеди. – В этом нет никаких сомнений. Решительно одержима.

– Можно ли ее вылечить? – спросила мать Мария.

Для Марианны, в этой ее жизни, аббатиса Мария стала самым близким подобием семьи. Именно она взяла новорожденную девочку на поруки в тот день, когда ее, Марианну, принесли в монастырь – в день ее рождения, если рождением можно назвать те кровавые манипуляции, которые привели ее в этот мир. Сестра Мария (тогда всего лишь скромная послушница) занялась поиском кормилиц, вручную шила пеленки, кормила и купала кроху, укладывала ее спать рядом с собой на узкой койке в своей темной келье, и не будь она невестой Христа и служительницей Святой Медрины, наверняка приняла бы девочку как свою плоть и кровь. Но Божье призвание порой играет злые шутки.

– Ты слишком привязалась к ребенку, – не раз упрекали ее преподобные матери и святые отцы, а это, несомненно, считалось грехом в глазах сестричества – любить ребенка, когда твоя жизнь и верность уже были обещаны Богу.

Поэтому иногда заботу о ребенке перепоручали другим сестрам, а иногда поровну делили на всех, и мать Мария, каковой она в конце концов стала, постепенно отдалилась – или, скорее, была оттеснена – от Марианны, вот только ее сердце болело за девочку пуще прежнего. Занятно, как религия любви требует воздержания от нее. Она требует дисциплины и послушания, а также беспрекословной веры в авторитеты. Мать Мария, аббатиса дождей, настоятельница монастыря, святая мать сестричества, была парализована чувством долга. А чувства, волнующие душу, она прятала за плотной завесой отрицания.

– Она хочет убить человека, – сказал отец Филипп аббатисе. – Она призналась, что видит сны о том, как найти этого мужчину и убить.

Мать-настоятельница трижды перекрестилась.

– Она сказала это, сидя на скамье исповедальни?

– Возможно.

– В таком случае, эти слова не для посторонних ушей. – Она наградила юного священника суровым взглядом, намекая ему на необходимость молчать. – Я тоже слышала от нее такое признание, но мне это кажется невинной детской фантазией.

– Я думаю, это дьявол.

– Дьявол? Вот оно что. – Они вместе шагали по темным коридорам монастыря. – Значит, его можно изгнать?

– У меня не получится. – Священник озабоченно перебирал четки. – Отец Совиньи, возможно, обладал такими навыками, но… – не договорив, он свесил голову. Оба помнили, как на эшафоте отец Совиньи рыдал навзрыд, отказался от всех мирских богатств, обмочился и нагадил в штаны, признался в содомии и предлагал использовать его в роли священника в культе Разума – но все безрезультатно. Падающему стальному клинку безразличны покаяния.

– Дьявол может оказаться ангелом, посланным испытать ее, – сказала мать Мария. – Он посещает ее ночами, в сновидениях. Разве это не похоже больше на поведение ангела?

– Это месть дьявола ей за то, что она избежала гильотины, – ответил священник.

– Кто этот мужчина? – спросила мать-настоятельница Марианну позже, когда они стояли в ожидании вечерни.

– Какой мужчина, матушка?

– Тот, кого ты хочешь убить. Ты исповедалась в этом отцу Филиппу.

– Возможно, он даже не настоящий, матушка. Возможно, он – демон, вселившийся в мой разум. Плод моего воображения.

– Осторожнее с тем, что говоришь отцу Филиппу, – предупредила настоятельница. – У него слишком богатое воображение. Ты когда-нибудь встречала этого мужчину?

Это легкий вопрос.

– Нет, матушка. Я никогда его не видела.

– Ты знаешь, где его искать?

– Нет, матушка.

– Тогда помолись Святой Медрине и Святому Иуде. – Настоятельница обняла лицо Марианны ладонями и поцеловала ее в виски. – Ты светлое, доброе дитя. Я знаю тебя. Это не твои мысли.

– Не мои, – согласилась Марианна.

– Ты знаешь имя этого демона? Того, кого ты хочешь убить?