Мобберы

Она обошла комнату, внимательно приглядываясь к знакомым вещам. Ничто не тронуто, не сдвинуто с места. Но кто-то здесь был! Почему она так убеждена? Потому что… парфюм! В комнате пахло мужским парфюмом, которым никогда не пользовался майор Семёнов. Он терпеть не мог таких эссенций – сладко-приторных, больше похожих на женские духи. Рита втянула в себя воздух. Вокруг едва уловимо благоухало, точно сюда принесли свежесорванный ландыш.

Она нажала на тумблер «пилота», и магнитофон, агонически булькнув, заглох. «Пенальти! Он же его в штрафной завалил!» – докатилось издалека. Рита прикрыла дверь в комнату и подошла к столу.

Ландышей не было, зато поверх компьютерной клавиатуры лежала четвертушка обыкновенного бумажного листа, а на ней, каллиграфическим почерком, с завитушками, ятями и ерами, было выведено следующее:

Прочитав это, Рита помертвела, отбросила бумагу и выскочила из комнаты.

– Пап! Папа!

Она вбежала в кухню, вклинилась в стол. Чашка, стоявшая на нём, кувырнулась набок, и на клетчатую клеёнку ляпнулась глинистая кофейная гуща. Семёнов взял дочку за руку, усадил на табурет.

– Остынь, Ритусик. На тебе лица нет… кхм! Что за мировой катаклизм?

«Ковба проходит по бровке, отдаёт пас в центр, защитник в подкате выбивает мяч к угловому флажку, но там нападающий „Крылышек“ обводит сразу двоих и…»

Семёнов махнул пультом, и телевизор онемел.

– Пап, – сказала Рита, боязливо оглядываясь на дверь, – к нам сейчас никто не заходил?

– Я никому не открывал.

– И не звонили?

– Не слышал, – ответил Семёнов, туго соображая, к чему эти расспросы. – Тут такая мясорубка: самарцы наших в одну калитку… Не до звонков.

– А шаги? Шагов тоже не было?

– Ритусик, какие шаги! Ты часом не больна? – Майор приложил руку к дочкиному лбу под взбитой чёлкой. – Померяй-ка температуру… кхм!

– Нет, пап, я здорова. Просто… у меня в комнате…

Её прервало мурлыканье мобильника. Не глядя на высветившийся номер, она взяла трубку.

– Привет! – защекотал в ухе голос Хрофта. – Не разбудил?

– День же…

– Мало ли… В общем, тут такая лабудень, не знаю, что и думать. Можно к тебе зайти?

– Можно, – невыразительно, словно погружённая в транс, сказала Рита. – Заходи.

– Мы с ребятами. Через полчаса.

Они предстали перед ней через сорок минут.

– Проходите, – пригласила Рита, посторонившись.

Вошли двое: Хрофт и Асмуд. Джима с ними не было.

– Прихворнул, – пояснил Хрофт. – Парасоматический пароксизм, осложнённый ринитом… Короче, до завтрашнего утра постельный режим.

Они хотели говорить прямо у порога, но Рита завела их в комнату и усадила на тахту.

– Что у вас?

– Ты не подумай, что мы ку-ку, – проговорил Хрофт, помявшись. – То есть не так чтобы совсем…

Он вытянул из кармана визитную карточку.

– Это тебе.

– От кого? – У Риты кровь отхлынула от щёк.

– Приходил тут… Пижонистый такой, космы как у хиппаря, а шмотки – будто из театра сбежал.

– Что-нибудь говорил?

– Просил визитку тебе передать, сказать, чтоб бабке этой позвонила обязательно.

– С чего ты решил, что бабка?

– На карточку глянь. Такие фамилии только дворянки перестарелые носят. Ставлю свой шлемак против панамы, что ей лет сто.

Рита бросила карточку на послание, подписанное инициалами Д. В., и подошла к книжной полке. На ней в ряд стояли приземистые томики со стихами. Она вытащила нетолстую книжицу в тёмно-фиолетовой обложке, раскрыла и показала Хрофту портрет юноши с точёным лицом, напоминавшим барельеф.

– Это он?

– Дай сюда, – Хрофт взял книгу, отодвинул на расстояние вытянутой руки. – Вылитый! Асмуд, скажи!

Асмуду хватило одного взгляда.

– Здесь лохмы покороче, но в остальном – он.

Рита медленно убрала книгу, лицо её сделалось иссиня-серым. Она сняла трубку стационарного телефона и стала крутить диск. Ответили сразу.

– Добрый день, – поздоровалась она. – Это Маргарита Семёнова. Меня просили позвонить по вашему номеру.

– А, это вы, деточка! – послышалось старушечье пришепётывание, сравнимое со звуком режущего дерево сверла во вращающемся коловороте. – Я давно жду вашего звонка.

– Кто вам сказал, что я позвоню?

– Дмитрий Владимирович. Оч-чень галантный молодой человек! Сама обходительность! Он предупредил меня ещё вчера.

– Значит, вы знаете, о чём будет разговор?

– Дмитрий Владимирович попросил меня рассказать вам о судьбе несчастного Алексиса и обо всём, что сопутствовало его гибели… Память у меня уже не та, деточка, но я постараюсь. У нас в семье не принято было ворошить эти минорные страницы, но прошло уже столько лет, я осталась совсем одна, и мне нечего скрывать… Когда же мне вас ждать?

– Вы хотите, чтобы я подъехала к вам на Красноармейскую?

– Это не телефонный разговор, деточка, – прокудахтала старушка. – Дмитрий Владимирович просил рассказать обстоятельно… Приезжайте в любое удобное время, я угощу вас вареньем из одуванчиков. Вы ели когда-нибудь варенье из одуванчиков?

«Мальбрук в поход собрался…»