Мобберы

– Деточки, – старушка посмотрела на своих гостей, как на малолетних несмышлёнышей, – куда мы могли поехать, когда город был окружён фашистами? А после войны матушку осудили за вредительство, я осталась одна с братом-школьником и у меня были заботы поважнее, чем розыски костей дяди Алексиса.

– Перстень Пушкина переплавлен, – пробормотала Рита. – Значит, до сокровищ уже не добраться…

Анастасия Иннокентьевна не расслышала и принялась усиленно потчевать её кондитерскими окаменелостями, хранившимися со времён царствования Николая Второго. Джим снял запотевшие очки, протёр их и вновь запряг свои немного оттопыренные уши в пластмассовые дужки.

– Скажите, – опять вступил он в беседу, – а этого Дмитрия Владимировича, который посоветовал Рите обратиться к вам, вы давно знаете?

– До позавчерашнего дня я его вообще не знала… Он очаровательный! Таким людям начинаешь доверять с первого взгляда.

Бум-м! – ударили часы. «Мальбрук в поход собрался…»

– Вы кому-нибудь ещё рассказывали о судьбе вашего дяди?

– Только Андрею Никитичу.

– Кому, простите?

– Андрею Никитичу Калитвинцеву. Он работает в Русском музее… Деточка, вы опять пролили чай!

Рита, смешавшись, стала вытирать салфеткой стол. Допрос старушки повёл Джим:

– Давно вы с ним разговаривали?

– С месяц тому назад… псик! Дас свела общая приятельдица, Серафиба Григорьевда.

– Он расспрашивал вас о сокровищах?

– Что вы! Он интересовался нашим генеалогическим древом, отношениями Елизаветы Ксаверьевны и Александра Сергеевича… О сокровищах мы заговорили случайно.

«Ага, случайно! – подумала Рита. – Хитрый лис! Окрутил бабульку, она и раскололась».

– И вы рассказали ему всё: и про каземат, и про перстень?

– То же, что и вам. Ещё я отдала ему газету со схемой… Разве я допустила промашку? – обеспокоилась Анастасия Иннокентьевна. – Он произвёл на меня благоприятное впечатление. К тому же мой рассказ не мог повлечь за собой негативных последствий. Прошло уже столько лет…

– Андрей Никитич сегодня умер в больнице от последствий черепно-мозговой травмы. Он попал в аварию.

Старушка просыпала табак на ковёр и схватилась за сердце.

– Какое горе… Скажите правду: это случилось из-за того, что я рассказала ему об Алексисе?

Джим увидел, что её надо успокаивать.

– Нет-нет, ваш дядя ни при чём. Дорожно-транспортное происшествие. В городе с интенсивным автомобильным движением это происходит нередко.

– Мы пришли к вам в том числе и от имени Андрея Никитича, – включилась Рита. – Ради его памяти мы взяли на себя труд завершить начатые им изыскания.

– Прелестно, деточка, прелестно! – Старушка наградила её одобряющей полуулыбкой. – Я вижу, что не заблуждалась в вас.

Она дохромала до рассохшегося комода, выдвинула средний ящик, потормошила лежавшее в нём тряпье и вынула из-под какой-то ветоши резной ларец величиной с брусок хозяйственного мыла. С благоговением поставила его на стол перед гостями, откинула покрытую облупившейся эмалью крышку. В ларце, на бархатной подушечке, покоился золотой перстень витой формы с восьмиугольным камнем красноватого цвета.

– Это самое дорогое, что у меня есть, деточка. На любом аукционе я могла бы заработать уйму денег, но деньги мне уже не нужны. Наследников нет, ветвь воронцовского рода, которую я представляю, отмирает… Я хочу подарить это вам.

– Перстень Пушкина? – вскочила с оттоманки Рита. – Но его же переплавили…

– Нет, деточка, это перстень Елизаветы Ксаверьевны. Непродолжительное время его носил и сам Александр Сергеевич. Я должна вам сказать, что у графини Воронцовой было два одинаковых перстня. Один она преподнесла Пушкину в июле тысяча восемьсот двадцать четвёртого года на даче Рено в двух верстах от Одессы. Александр Сергеевич носил его до апреля тысяча восемьсот двадцать седьмого. Потом, как гласит наше предание, в перстень Пушкина была заключена тайна масонских сокровищ, и Александр Сергеевич передал его Елизавете Ксаверьевне в обмен на дубликат. Следующие десять лет он носил уже другой перстень, хотя никто не заметил подмены, поскольку они совершенно идентичны. А этот, с секретом, хранился у Елизаветы Ксаверьевны и перешёл по наследству к её потомкам. После кражи в Александровском лицее моя бабушка, снедаемая опасениями, спрятала его и сделала вид, что он тоже пропал. Девять десятилетий он пролежал среди наших пожиток, это было единственное украшение, которое мы не продали в голодные годы.

Бум-м! – разнёсся гуд в Ритиной голове. «Мальбрук в поход собрался…»

– Анастасия Иннокентьевна, ваш подарок не имеет цены! Я не знаю, как нам…

– Не нужно благодарности, деточка. Я не хочу, чтобы он попал в руки рвачей, для которых нет ничего святого.

Старушка села в кресло, вид у неё был измождённый, словно, расставшись с перстнем, она утратила последние жизненные ресурсы. Рита показала Джиму глазами на дверь: пора уходить.

– Спасибо за всё, Анастасия Иннокентьевна. Мы к вам будем заглядывать, хорошо?

– Конечно, деточка, буду рада видеть вас. В нынешнюю эпоху поговорить с прекраснодушной барышней – большая удача.