Читаем Мобилизация и московское народное ополчение. 13 дней Ростокинской дивизии. 1941 г. полностью

Из последнего доклада полковника А.П. Пискунова следовало, что у него осталось 70 бойцов и 1 станковый пулемет с тремя коробками патронов[418]. У остальных рот патронов практически не было – все, что удалось собрать от убитых и раненых, уже было распределено.

Очередная попытка наступления развивалась стремительно – не считаясь с потерями, немцы продвигались вперед. Наконец они залегли, но теперь расстояние между ними и передней линией обороны советских войск не превышало 400 м. Ощущение неизбежности новой атаки усиливало напряжение многократно. Но опасность пришла неожиданно – немцы сумели пройти болото и выйти в тыл обороны дивизии. Как потом выяснилось, в этом им помог предатель – один из местных жителей. Теперь опасность увеличилась вдвое – гитлеровцы начали наступление и с левого и с правого флангов, а также с тыла и с фронта, тем самым стремясь окружить отходящие войска. Чтобы этого избежать, полковник П.Е. Морозов приказал начать отход, но группа полковника А.П. Пискунова выполнить его не успела, так как была полностью окружена. Только 3 бойца из ее состава сумели выйти. Из их слов следовало, что, когда на исходе были все боеприпасы, полковник А.П. Пискунов сам лег за пулемет и последний запас патронов выпустил в упор по устремившимся в атаку немцам. Погиб командир 1739-го стрелкового полка геройски – взорвал над собой гранату в тот момент, когда на него собирались напасть несколько гитлеровцев[419]. Роты капитанов Ю.А. Соловьева и Д.И. Когана, окруженные со всех сторон, до последней минуты пытались сдержать немецкую атаку и полегли в бою.

Осознав, что добраться до еще сражающихся бойцов и указать им маршрут отхода уже невозможно, остатки дивизии во главе с полковником П.Е. Морозовым вечером 10 октября 1941 г. начали отходить на юго-восток.

Таким образом, 140-я стрелковая дивизия выполнила свою последнюю боевую задачу, но при этом в ее составе осталось менее 500 бойцов. Этот день, фактически, стал последним в ее фронтовом пути.

О характере боев дивизии можно судить по воспоминаниям 14-летнего А. Кубанова, побывавшего на местах гибели 19-й и 32-й армий в середине октября 1941 г.: «…Своих солдат немцы захоронили. Кресты, изготовленные из березы, стояли повсюду… Наши бойцы лежали там, где их настигла смерть. Недалеко от села Богородицкого в лесу мы поймали кавалерийских лошадей с седлами и выехали на поле. Всюду стояли тягачи с орудиями без замков, обгоревшие остовы машин, батареи гаубиц без снарядов, минометы, везде валялась разбитая техника. За деревней мы обнаружили около 100 человек погибших. Мы внимательно осмотрели всех и поняли – их расстреляли. По знакам различия было видно, что все они командиры Красной армии. Земля была сырая, и под убитыми стояли лужи крови. Почти рядом с Богородицким была деревня Обухово, но она была сожжена. За деревней стоял сарай для хранения снопов ржи или сена. Сарай сгорел. Когда мы приблизились к пепелищу, то были потрясены увиденным: на всю длину сарая по обе стороны лежали обгоревшие трупы солдат. Мы пересчитали их всех, а они были в свое время тяжело раненые, и, когда загорелась солома на крыше, никто из них (а их было более 50 человек) не смог выбраться из сарая… на поле мы находили много оружия, но патронов и гранат не нашли. Напрашивается мысль о том, что солдаты в окружении сражались до последней возможности. Пройдя войну от Брянской области до Берлина и Праги, я не встречал, чтобы на сравнительно небольшом пространстве было столько убитых наших солдат. Все поля, леса, овраги пропитались кровью погибших в окружении под деревней Богородицкое»[420].

Богородицкое поле навеки стало символом мужества и стойкости советских войск. Это место скорби и памяти о многочисленных жертвах войны, погибших за спасение нашей Родины. Здесь из окруженных немцами 688 000 солдат и офицеров прорваться из немецкого окружения смогли примерно 85 000 человек, погибли более 400 000 человек[421].

О действиях 140-й стрелковой дивизии в указанный период имеются только отрывочные сведения, сохранившиеся в воспоминаниях генерала М.Ф. Лукина и немногих выживших бойцов. Архивные материалы отсутствуют. Известно, что остатки дивизии, находясь в резерве, приняли участие в неудачной попытке прорыва войск генерала М.Ф. Лукина на юго-восток.

К тому времени из-за недостатка сил группировка генерала с трудом удерживала село Богородицкое. 12 октября 1941 г. немцы прорвались к Вязьме с запада и тем самым рассекли фронт обороны советских войск на две части. К исходу 12 октября у М.Ф. Лукина в районе Богородицкого оставался участок размером 10×10 км, а генерал Ф.А. Ерша-ков удерживал южнее Вязьмы участок 10×5 км. Расстояние между ними было всего 12 км. В этой обстановке генерал М.Ф. Лукин собрал совещание и решил с учетом рекомендаций фронта прорываться на юг, на соединение с группой генерала Ф.А. Ершакова, а затем совместными усилиями прорываться на восток. Он не предполагал, что обе группировки блокированы на внешнем фронте 16 немецкими дивизиями. И это не считая 9 дивизий в резерве[422].

Перейти на страницу:

Похожие книги

За что Сталин выселял народы?
За что Сталин выселял народы?

Сталинские депортации — преступный произвол или справедливое возмездие?Одним из драматических эпизодов Великой Отечественной войны стало выселение обвиненных в сотрудничестве с врагом народов из мест их исконного проживания — всего пострадало около двух миллионов человек: крымских татар и турок-месхетинцев, чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев, калмыков, немцев и прибалтов. Тема «репрессированных народов» до сих пор остается благодатным полем для антироссийских спекуляций. С хрущевских времен настойчиво пропагандируется тезис, что эти депортации не имели никаких разумных оснований, а проводились исключительно по прихоти Сталина.Каковы же подлинные причины, побудившие советское руководство принять чрезвычайные меры? Считать ли выселение народов непростительным произволом, «преступлением века», которому нет оправдания, — или справедливым возмездием? Доказана ли вина «репрессированных народов» в массовом предательстве? Каковы реальные, а не завышенные антисоветской пропагандой цифры потерь? Являлись ли эти репрессии уникальным явлением, присущим лишь «тоталитарному сталинскому режиму», — или обычной для военного времени практикой?На все эти вопросы отвечает новая книга известного российского историка, прославившегося бестселлером «Великая оболганная война».Преобразование в txt из djvu: RedElf [Я никогда не смотрю прилагающиеся к электронной книжке иллюстрации, поэтому и не прилагаю их, вместо этого я позволил себе описать те немногие фотографии, которые имеются в этой книге словами. Я описывал их до прочтения самой книги, так что можете быть уверены в моей объективности:) И еще я убрал все ссылки, по той же причине. Автор АБСОЛЮТНО ВСЕ подкрепляет ссылками, так что можете мне поверить, он знает о чем говорит! А кому нужны ссылки и иллюстрации — рекомендую скачать исходный djvu файл. Приятного прочтения этого великолепного труда!]

Игорь Васильевич Пыхалов , Сергей Никулин

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Французские тетради
Французские тетради

«Французские тетради» Ильи Эренбурга написаны в 1957 году. Они стали событием литературно-художественной жизни. Их насыщенная информативность, эзопов язык, острота высказываний и откровенность аллюзий вызвали живой интерес читателей и ярость ЦК КПСС. В ответ партидеологи не замедлили начать новую антиэренбурговскую кампанию. Постановлением ЦК они заклеймили суждения писателя как «идеологически вредные». Оспорить такой приговор в СССР никому не дозволялось. Лишь за рубежом друзья Эренбурга (как, например, Луи Арагон в Париже) могли возражать кремлевским мракобесам.Прошло полвека. О критиках «Французских тетрадей» никто не помнит, а эссе Эренбурга о Стендале и Элюаре, об импрессионистах и Пикассо, его переводы из Вийона и Дю Белле сохраняют свои неоспоримые достоинства и просвещают новых читателей.Книга «Французские тетради» выходит отдельным изданием впервые с конца 1950-х годов. Дополненная статьями Эренбурга об Аполлинере и Золя, его стихами о Франции, она подготовлена биографом писателя историком литературы Борисом Фрезинским.

Илья Григорьевич Эренбург

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Культурология / Классическая проза ХX века / Образование и наука