Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Никак нельзя сказать, будто Гален и прочие епископы пребывали в неведении. В Берлине Маргарета Зоммер возглавляла работу бюро по оказанию помощи единоверцам при епископе Прейзинге, где собирала и передавала дальше информацию о судьбе католиков еврейской национальности после их ссылки на прибалтийские территории. Среди прочего она черпала данные у Ганса Глобке, высокопоставленного чиновника Министерства внутренних дел. Поставленный в курс дела Зоммер, епископ Оснабрюка Бернинг 5 февраля 1942 г. пришел к заключению: «Совершенно очевидно, существует план по полному истреблению евреев». На тот момент прошли всего две недели после проведения Гейдрихом совершенно секретной Ванзейской конференции, где он уведомил управленцев высшего звена о предстоящем уничтожении 11 миллионов европейских евреев. Однако епископам Бернингу и Прейзингу понадобилось еще целых полтора года для составления петиции против «депортации неарийцев в пренебрежение всеми правами человека». В августе 1943 г. участники конференции епископов в Фульде не поддержали обращение. В любом случае к тому времени большинство евреев уже погибли. Самая влиятельная фигура в немецком католицизме, кардинал Бертрам фактически отказался получать в дальнейшем отчеты от Маргареты Зоммер, подчеркнув свое желание иметь на них в качестве гарантии подлинности вторую подпись – Прейзинга. Подобная процедура, как отлично понимал кардинал, давала гестапо возможность привлечь к ответственности обоих подписавшихся. Так что если представить себе, будто Бертрам не знал о происходившем с евреями, то исключительно из нежелания это знать[513].

Одно из самых больших «что было бы, если?..», которое не устают обсуждать историки, состоит в том, смогли ли бы Отцы Церкви за счет общих усилий прекратить убийство евреев, по образу и подобию того, как открытый протест католических епископов вызвал остановку уничтожения пациентов психиатрических лечебниц в августе 1941 г. Почему же Святые Отцы не вмешались в случае евреев? Это предмет широкого обсуждения историческими кругами и повод для морального осуждения. Однако сравнение хромает. Епископы не возвысили голос против истребления взрослых умственно больных с его возобновлением в августе 1942 г., хотя и отлично знали об этом. На сей раз католические прелаты предпочли не выносить вопрос на публику. Более всего волновало епископов в течение конфронтации 1941 г. давление нацистов на церковные институты, а к осени обе стороны «отвели войска» с линии противостояния. К тому времени когда в августе 1942 г. высокопоставленные священнослужители собрались на конференцию в Фульде, информатор из клерикальных кругов сообщил гестапо: «В церкви царит всеобщее удовлетворение от успехов в прошедшем году», в особенности касательно снижения напряженности в отношениях с государством и из-за прекращения захвата церковной собственности.

Евреи вовсе не стали единственными, по поводу судьбы которых немецкие католические епископы дружно набрали в рот воды. Они создали для себя зловещий прецедент, когда не протестовали против массовых расстрелов в Польше в 1939 г. А ведь в число жертв тогда входили не только учителя, офицеры, девочки-скауты и евреи, но и польские католические священники. Пусть нацистские идеологи косились на церковь как на участницу международного заговора, немецкое духовенство осознавало свою национальную принадлежность. После отступления вермахта от Москвы католическая церковь Германии не сомневалась в серьезности военного положения. Вместо состязания с нацистами за духовное руководство нацией священничество занялось выковыванием непростого и противоречивыго, но все-таки альянса с партией с целью сплотить всех немцев перед лицом самой насущной задачи обеспечения национальной обороны[514].