Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Брошенные на произвол судьбы, католики потянулись кто куда в разных направлениях. Когда в июле 1942 г. последние партии пожилых евреев явились на рыночную площадь в Лемго в районе Липпе (в нынешней области Северный Рейн – Вестфалия), их «арийские» соседи испытывали дискомфорт. В соответствии с данными местной СД, люди заспорили, так ли уж необходимо депортировать стариков в лагерь, если они все равно обречены на «вымирание». Публика разделилась на верующих – некоторые даже говорили об опасности всем народом накликать на себя «божественную кару» – и правильно мыслящих национал-социалистов, которые на этот раз, похоже, очутились в меньшинстве. Как приходилось признавать СД, даже многие «соотечественники, которые прежде пользовались любой подходящей и неподходящей возможностью высказать национал-социалистические убеждения», теперь следовали гуманистической точке зрения – по всей вероятности потому, что последняя депортация касалась объектов жалости, а не страха. Однако случай в Лемго нетипичен. В ближайшем Мюнстере, где епископом служил как раз Гален, последняя депортация прошла без сучка и задоринки, а пожилые евреи покорно согласились оплатить услуги сотрудников СД, взявшихся нести их багаж. В Кёльне как светские лица, так и духовенство требовали изменить литургию католического венчания: они считали формулу, согласно которой невесте полагалось «жить так же долго и быть такой же верной, как Сарра»[515], совершенным «абсурдом» в сложившейся ситуации[516].

Коль скоро ни одно официальное учреждение в оккупированной Европе не возвысило голос против депортации и убийства евреев, дискуссии по данному вопросу в Германии ограничивались в основном узкими рамками, установленными СМИ. Какое-то время в Германии в ходе Второй мировой войны спираль молчания работала исправно. Особенно примечательно тут то, что, если бы Геббельс продолжал прежнюю политику чтения проповедей, ему едва ли удалось бы достигнуть таких результатов. Как обнаружили управленцы СМИ режима, лишь намекая на хорошо известное большинству читателей, формировать нужное общественное мнение можно куда эффективнее, чем с помощью прямой пропаганды. Более того, методика Геббельса позволяла избежать опасности выставить напоказ нравственный разлом между беспощадным расовым прагматизмом национал-социализма и пронизывающей немецкое общество христианской этикой, отвращавшей его от откровенного убийства. Успех в достижении баланса в значительной степени зависел от молчания церкви – института, стоявшего на втором месте после самого нацистского режима по способности оказывать широчайшее влияние на умы в Германии и в оккупированной Европе.

И все же оставался источник непрерывного поступления информации, пресечь который нацисты оказывались не в силах. С июня по декабрь 1942 г., когда геноцид достиг пика, Би-би-си то и дело вела передачи о высылке и убийствах евреев. 17 декабря 1942 г. Энтони Иден, британский министр иностранных дел, обратился к палате общин и, говоря о процессах очистки польских гетто и депортации евреев по всему континенту, использовал оборот «в условиях чудовищного ужаса и жестокости». Вовсе не замеченный в любви к евреям, Иден очень аккуратно подбирал слова, заявив, что германское правительство «реализует часто повторяемое намерение Гитлера истребить еврейский народ в Европе». Он зачитал заявление об осуждении «этой звериной политики хладнокровного уничтожения» двенадцатью союзническими правительствами: Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Польши, Соединенных Штатов, Соединенного Королевства, СССР, Югославии и Французского комитета национального освобождения – и подчеркнул их «клятвенную решимость добиться того, чтобы ответственные за эти преступления не избежали возмездия». Когда Иден закончил, депутаты поднялись и застыли в минуте молчания. В ту неделю немецкая служба Би-би-си неоднократно транслировала передачи об убийстве евреев[517].