Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Клемперер не сомневался: эти солдаты не в состоянии представить себе жизнь вне войны и при неминуемом поражении немцев. К тому времени Фламенсбек все чаще «говорил, будто гитлеризм по сути своей явление прусское, милитаристское, чуждое католичеству и баварцам». Клемпереру пришлось припомнить, что движение сложилось именно в Мюнхене. Все еще не спеша открывать еврейское происхождение перед жителями села, которых он считал традиционно антисемитами и католиками, Виктор мягко намекнул местному учителю и Фламенсбеку на то, что, «по всей вероятности, я смогу оказаться полезным… Одно время мое имя пользовалось уважением, а нацисты сняли меня с должности». А между тем село «кутило, пожирая мясо и сало и прочие излишки продовольствия»[1119].

6 мая немецкий главнокомандующий на западе Кессельринг сдал противнику так называемый Альпийский редут в Берхтесгадене, где, как очень опасались союзники, нацистские вожди решат сражаться до последнего. В тот же день Дёниц отправил Йодля в Реймс для переговоров о всеобщем перемирии на западе с Эйзенхауэром. В отличие от Монтгомери, Эйзенхауэр с порога отверг любые разговоры о сепаратном мире, требуя полной капитуляции, в противном случае угрожая возобновить бомбежки немецких городов. В 2:41 утра 7 мая Йодль поставил подпись под соответствующим документом. Позднее в тот же день сдались немецкие гарнизоны во французских портах Сен-Назер, Лорьян и Ла-Рошель. Только в Праге немецкие войска продолжали сражаться, отчасти в надежде пробиться через советский фронт и сдаться в плен американцам. Через шестнадцать минут после полного прекращения огня в полночь 8–9 мая церемония подписания Акта о капитуляции Германии повторилась в штабе Жукова в берлинском Карлсхорсте. На сей раз документ подписывали представители всех трех видов вооруженных сил вермахта и – что еще важнее – все союзники[1120]. Вечером, в обычное время – в 8 часов, – вермахт передавал по радиоволнам последнюю военную сводку из Фленсбурга:

«С полуночи оружие на всех фронтах смолкло. По приказу гросс-адмирала вермахт прекратил сопротивление по причине его безнадежности. Таким образом, героическая борьба, продлившаяся около шести лет, подошла к концу… Немецкий солдат, верный присяге и с величайшей самоотверженностью, совершил деяния, которые никогда не будут забыты. Внутренний фронт в тылу поддерживал его до самого конца всеми силами, несмотря на огромные жертвы. Уникальные достижения фронта и тыла найдут окончательное признание в будущем вердикте, который вынесет история»[1121].

На этот раз внутренний фронт действительно выдержал испытание – ноябрь 1918 г. не повторился. На ферме в Люнебургской пустоши Агнес Зайдель потратила день на сортировку и починку худшей из имевшейся у нее одежды, чтобы принять участие в вынужденном сборе нарядов для «инородцев, евреев и узников концентрационных лагерей». Помогая со сбором вещей, она немало удивилась качеству и количеству принесенного другими. Она не чувствовала в себе готовности хоть единым словом помянуть в дневнике получателей помощи. С начала британской оккупации на хуторе с населением из двадцати двух поляков и тридцати немцев, включая двадцать детей, царил худой мир. Бывшие трудовые невольники изъявляли все меньше готовности работать, а к концу апреля Агнес тряслась от ярости из-за обязанности намазывать им на хлеб сливочное масло. Но ничего похожего на вооруженные нападения и грабежи, упоминаемые в рассказах с соседних крестьянских хозяйств, все-таки не происходило. Как и в прочих местах, немцы быстро привыкли обращаться за гарантиями безопасности к завоевателям. 8 мая Агнес Зайдель впервые с начала оккупации повела детей на прогулку, и британские солдаты осыпали их шоколадом и другими сладостями. 14 мая старая учительница-нацистка набрала взаймы английских учебников, собираясь обучать школьников языку врагов Германии[1122].