Взгляды времен войны не канули в Лету вместе с нацистским правлением. В июне 1945 г. один католический священник в Мюнстере говорил следователям союзников о том, насколько распространено в его области мнение о бомбежках как о «мести мирового еврейства». В августе американская разведка в Германии доносила, что немцы только «русских ненавидят больше, чем американцев». Немцы еще соглашались признать факт вынужденного вступления в войну Британии и Франции – так уж сложилось, – но не понимали причин американского вмешательства. Похоже, никто уже не помнил, что именно Гитлер объявил войну Соединенным Штатам. Опросы давали сотрудникам разведки картину, в которой «еврейская война» служила ключевым объяснением действий американцев против Германии, а поражение немцев, по всей видимости, только подтверждало в глазах населения «могущество мирового еврейства». Очень немногие – можно сказать, вообще никто – не задумывались об ответственности немцев как народа в целом за страдания евреев, хотя 64 % респондентов соглашались, что гонения на них выступали решающим фактором поражения Германии в войне. И все же оставалось значительное число опрошенных, хотя и меньшинство, 37 %, которые даже в условиях союзнической оккупации демонстрировали готовность поддерживать мнение, будто «уничтожение евреев, поляков и прочих неарийцев» было необходимо для «безопасности немцев». Совершенно очевидно, немцы в массе своей продолжали пребывать в убеждении относительно законности их «оборонительной войны» ради сохранения нации[1166]
.Вовсе не того ждали победители из стана союзников. Американцы в 1945 и 1946 гг. развернули наиболее масштабную политику переучивания и денацификации, устраивая для немцев перед получением продовольственных карточек принудительные экскурсии в концентрационные лагеря или, в иных случаях, просмотры снятых в Бухенвальде и Дахау документальных фильмов. Многие отворачивались – не хотели или не могли смотреть. Другие начинали обличать фильмы и фотографии как часть пропагандистской кампании союзников. Даже само слово «переучивание», с его коннотациями с отправкой юных правонарушителей в исправительные дома или «антиобщественного элемента» – в концентрационные лагеря, звучало в представлении немцев как агрессия. Американцы скоро обнаружили, сколь ничтожные плоды приносят их усилия. В результате одиннадцати опросов, проведенных в период с ноября 1945 г. и по декабрь 1946 г., они выяснили, что в среднем 47 % согласны с утверждением, будто национал-социализм представлял собой «плохо воплощенную в жизнь хорошую идею». В августе 1947 г. доля готовых подписаться под таким мнением достигла 55 %. Уровень поддержки среди возрастной группы до 30, среди людей с гимназическим образованием, среди протестантов, жителей Западного Берлина и Гессена оказался еще выше – до 60–68 %. И это во времена, когда открытая пропаганда национал-социализма по-прежнему могла повлечь за собой смертный приговор![1167]
В советской оккупационной зоне проводился совсем иной политический и идеологический курс. Там прежде изгнанные коммунистические вожди вроде Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта вернулись из Советского Союза с твердым намерением трансформировать страну и предотвратить новый подъем фашизма за счет создания культа и насаждения норм, основанных на героическом примере коммунистических борцов-антифашистов. В апреле 1945 г. Пик подтвердил «глубокую причастность» немецкого народа к преступлениям нацистов. Мнение о том, что выпавшие на долю немцев страдания они навлекли на себя сами, зазвучало в Дрездене после демонстрации снятого в 1946 г. короткого документального фильма о бомбежках города. У нового руководства существовали твердые надежды на принятие германским народом героического примера «бойцов антифашистского сопротивления»; особый упор делался на усилия в области просвещения и пропаганды среди немецких военнопленных. Однако в попытках установить действенное правление в советской оккупационной зоне Пик, выступавший теперь за возвращение военнопленных, отказался считать ответственными целиком всех и прежде всего солдат, но ограничил круг виновных с немецкой стороны небольшим числом вожаков – «гитлеровской кликой». Уже в 1946 г. он начал уравнивать безвинные страдания «миллионов в германском народе», которых «гнало на смерть на полях сражений и в тылу правительство Гитлера», со страданиями «миллионов» – национальную или этническую принадлежность он не уточнял – «убитых или замученных до смерти в бесчеловечных условиях террора концентрационных лагерей»[1168]
.