Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

К XVIII–XIX вв. все славянские народы оказались в составе европейских империй (Австро-Венгерской, Российской, Германской), а также Османской империи. Для славянского национализма, который в то время начинает расти как идеология антиимперского национально-освободительного движения[1112], апелляция к прошлому стала краеугольным камнем. Во-первых, славяне позиционировались как один из древнейших народов Европы, который, как первопоселенец, обладал всеми правами, в том числе правом на свою землю и свободу.

Во-вторых, идея славянского единства в древности в своем подтексте имела в виду возможность объединения славян в славянскую сверхдержаву в настоящем[1113]. Такие проекты, как известно, возникали неоднократно, с идеологической опорой на общее происхождение и родство славян[1114].

В-третьих, обращением к единству в прошлом можно было попробовать сгладить все более обостряющиеся противоречия между славянами, которые, достигнув освобождения, прежде всего начинали воевать с соседними родственными народами.

В-четвертых, наличие древней истории предполагало существование у славян развитой за много веков культуры. Понимание прошлого славян как общего культурного багажа, сохраняющееся до сих пор[1115], позволяло манипулировать и приписывать своему народу достижения всех славянских народов. Те же Кирилл и Мефодий, чья миссия проходила в Моравии по приглашению моравской знати, стали культурными героями всего славянства. В ХХ столетии памятники им стоят от Балкан до Владивостока и являются символом принадлежности к единому славянскому миру.

После кратковременного существования в 1918–1939 гг. независимых славянских государств, возникших на обломках империй, следующий этап реанимации идеи о славянском единстве пришелся уже на биполярный мир после Ялтинской конференции. Так исторически сложилось, что в число стран лагеря социализма попало большинство славянских государств (Югославия, Болгария, Польша, Чехословакия, СССР)[1116]. Их позиционировали как победителей во Второй мировой войне (партизаны Югославии и Болгарии, воинские подразделения чехов и поляков в составе Советской Армии)[1117]. Университетские курсы по истории южных и западных славян должны были обосновать единство исторической судьбы славянских народов, которые закономерно пришли к объединению в рамках социалистической системы, Совета экономической взаимопомощи и Варшавского договора[1118]. Концепции, связанные с единством происхождения славян, с их общей прародиной, были востребованы для обоснования братства народов. Например, из Киевской Руси выводилось единство возникших на ее основе русских, украинцев и белорусов.

Несмотря на разоблачения подделки В. Ганкой Краледворской и Зеленогорской рукописей[1119], из них в университетские учебники по истории СССР под редакцией академика Б. А. Рыбакова попала легенда о поражении монголотатар под чешским Оломоуцем. Она совершенно не соответствовала исторической действительности, но вписывалась в востребованную идеологически концепцию, трактующую славянские народы (и прежде всего народы Восточной Европы) как щит Западной Европы от нашествия монголотатар. Пожертвовав собой, славяне спасли западноевропейскую цивилизацию, из-за чего их собственное развитие замедлилось. Эта благородная роль как бы оправдывала очевидную разницу в уровне культуры и цивилизации, в темпах роста между славянами и Западной Европой. Перечень подобных примеров можно расширить, но в целом надо сказать, что славянское Средневековье и его мифологические сюжеты очень пригодились советской историографии и идеологии: славянский мир изображался хоть и многообразным, но в принципе единым[1120].

После «нежных революций» 1989–1990-х гг., распада СССР и Югославии, дружной переориентации славянских стран на вступление в Евросоюз и НАТО оценки славянского мира и славянского единства резко изменились, а мобилизация Средневековья для актуальных идеологических и исторических нужд стала происходить по новым схемам.

Во-первых, концепт локальности побеждает концепт единства. История славянства приобретает сепаратистский характер. На первый план вновь вышли национальные этногенетические легенды, а все связанное с интеграцией (в рамках «славянской взаимности» или какой-либо империи) отвергается и получает негативные оценки.

Во-вторых, при этом Средневековье оказывается необычайно востребованным, поскольку стереотипы человеческого сознания, особенно в области национальной идеологии, считают необходимым для нации иметь древнюю и славную историю, чем глубже уходящую в прошлое, тем лучше. Сегодня персонажи общей славянской истории национально приватизируются и становятся героями национальной или локальной истории. Персонажи древней истории славянства перестали быть символами единства, они стали маркерами особого, национального пути.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика