Котик был готов повторить эти слова за священником, давая клятву верности и наплевав на ее устаревшую форму: верность в нынешнем мире не в почете (модерновый мир развешивает баннеры «Свобода без уз и обязательств»). Он отталкивался от обратного — от измены и предательства, которые убивают все, к чему прикоснутся.
«Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть».
— Да, мне посчастливилось встретить женщину. Она сказала мне: «Гуляй, пока молодой». Die Another Day («Умри, но не сейчас»), — он постарался довести смысл фразы по-английски и в более понятном для американки ключе.
— Она была старше тебя? На пять… семь… десять лет? — надеясь, что в одной из пауз Саша утвердительно кивнет, гадала Смит.
— Она была старше на целую жизнь.
— Закроем и эту тему, — покивала Эшли, видя нежелание Котика распространяться о личном.
«Она была старше тебя?» Эшли скорчила гримасу. Она могла напороться на ответ: «Вашего возраста». Про себя она говорила, что вступила в пору самого сочного возраста — хоть отжимай. В этом году ей исполнилось тридцать семь. Пусть бы ей исполнилось сорок — неважно. Ее подопечный был моложе, и она невольно старалась выглядеть моложе, чем на самом деле, как если бы вставала на цыпочки, подтягиваясь к более высокому, сравнила она, отбрасывая мысль о том, что невольно тянулась к нему. Была бы она еще старше — шестьдесят, например, она бы выглядела молодящейся старухой. А так…
Она подошла к зеркалу и ужаснулась. Волосы сальные, как будто за обедом ей не подали салфетку и она вытирала руки о голову. «А ведь я только вчера принимала душ». Точнее — позавчера. Это много, целая вечность. Это все равно что вчера брызнуться дезодорантом и вчера же почистить зубы. Maintain one’s reputation — ей нужно было держать марку. Она — офицер в самом широком смысле этого слова: имела воинское и специальное звание, являлась заметной фигурой, представляла управление. И вот все это с немытыми волосами.
Распаковав багаж, она сложила в пакет банные принадлежности и, сунув ноги в тапочки, вышла в коридор. И там столкнулась с дежурным: громадным, под два метра морским пехотинцем.
— Где тут у вас душ?
— В конце коридора, направо. — И быстро добавил: — Мужской душ.
— Вот поэтому ты и пойдешь со мной. Подежуришь у двери.
Сайкс сказал ей: «Я подумал, Эшли Смит — мужчина». Поэтому подготовились соответственно. Но и не разочаровались. Эшли стояла под упругими струями «мужского» душа, поднимая голову, опуская, поворачивая из стороны в сторону, как будто делала утреннюю зарядку. Она пробыла в душе долго, не меньше двадцати минут. Немного пожалела дежурного морпеха: тот устал ждать. Но теперь хоть избавился от желания заглянуть в душ.
Еще одна душная ночь — так казалось Котику, потому что место его бывшего заточения было в зоне видимости. К груди подкатила тошнота. Саша сел в кровати и коснулся холодного лба. Пальцы подрагивали. Через минуту его колотило, как при лихорадке, сопровождающейся жаром и ознобом. Жар — в тюрьме, озноб — в военном бараке, оборудованном кондиционером. Почувствуйте разницу.
Он почувствовал нечто другое — связь с заключенным под номером 2711: им был его сосед по камере Джошуа. Он тоже не спит. Все его мысли о беглеце: как он, что с ним, довел ли он до конца рискованное мероприятие. Джошуа отсидел семь лет, впереди всего год, срок, который можно
Несомненно, что-то ценное было в его словах. По-русски говоря, он хотел
Саша мерил шагами комнату и словно убеждал себя принять предложение американского разведчика в юбке. Главное для него — снова оказаться дома, а дальше — «посмотрим».
Его выдернули для беседы с Эшли Смит, как на допрос в тюрьме. Котик сполоснул лицо холодной водой и в сопровождении пехотинцев прошел в комнату американки.
— Ты причесалась по-новому. — Такие вещи он замечал с ходу.
— Угу, — откликнулась Эшли на своеобразный комплимент. — Присаживайся.
Она была в серой майке и тренировочных штанах — в общем и целом похожа на астронавта, сидела, поджав под себя ноги, на прежнем месте.
— Как вы собираетесь переправить меня в Россию?
Эшли невольно передразнила Сайкса: присвистнула, сопроводив это простодушным взглядом. Парень торопится и, надо сказать, понять его можно.