Мобильный свидетель

Это обращение к Котику прозвучало как оскорбление.

Следом за фото Аллы Котик поднял снимок Карпова в тяжелой рамке. Он посмотрел на него по-новому, бросая ему упрек, отдавая должное его изощренному уму, смелости, граничащей с безрассудностью. Котик протянул рамку Эшли — неудобно, через плечо, заводя руку за затылок. Американка машинально подалась вперед, чтобы взять снимок.

Котик смотрел в середину комнаты. Краем глаза цеплял камин, ноги Аллы в стильных розовых туфлях. Он поднял на нее глаза в тот момент, когда его заряженная для броска рука вылетела вперед, а пальцы выпустили мраморную рамку.

Их взгляда дважды пересеклись: Алла смотрела на Сашу в «перекрестье прицела», совместив целик и мушку. Она видела его в последний раз. Она была так уверена в своем преимуществе и решимости, что характерный жест для замаха от нее ускользнул. Тяжелая рамка пролетела над ее руками и врезалась ей в переносицу. Бросок оказался таким мощным и точным, что шансов выжить у Корбут не было. Руки ее рухнули вниз. Не выпуская оружия, она повалилась на пол.

Котик остался неподвижным. Взгляд его блуждал на безлюдной улице, где встретились два разных человека: он и она… Ему нужно было время, чтобы осознать, что же случилось в этой комнате сейчас и за ее пределами вчера, год, три года тому назад. Он дернул плечом, когда Эшли похлопала его по спине, отдавая должное его хладнокровию, благодаря его. Он спокойно смотрел, как американка забирает из рук Аллы «вальтер», протирает его носовым платком, но не торопится убрать его в кобуру.

— Хочешь под дулом пистолета заставить меня работать на вашу контору?

Эшли покачала головой:

— Ты уже выполнил задание. В первый же день. Пораскинь-ка мозгами.

Он выполнил задание? Выполнил привычную для себя работу, на чем акцентировала его внимание Эшли? В первый же день он убил трех человек, и только один заслуживал особого внимания. Но почему Паршин? И только теперь он понял все. Американцы даже не построили, а составили операцию из того, что дал им сам Котик. Паршин косвенно его клиент и знает многих людей из его окружения; задание не противоречит его убеждениям, и складывается впечатление, что получил он его от своего куратора. А дальше идет та самая «сакральная» составляющая: разглашается имя убийцы, причастного к серии подобных актов, проводимых военной разведкой России. На деле все оказалось еще проще: Паршин сам нашел Котика… и свою смерть.

— Теперь ты все знаешь, — покивала Эшли, наблюдая, как меняется взгляд Котика. Он жив, он выполнил задание, а значит, его выполнила и она… — Тебе небезопасно находиться здесь. Подвезти тебя в город? На моей машине ехать безопасно.

— Остаться.

— Что?

— Правильно сказать: небезопасно остаться. Ты хочешь остаться?

Котик подошел к Смит и обнял ее за плечи. Она смутилась, не ожидая этого и трактуя его поступок по-своему: Алла изменяла ему, когда он был фактически мертвым, чем он хуже? И ее трактовка была явно сырой.

Она смутилась — хотя не раз и не два представляла себя в объятиях этого сильного парня, каков он в постели.

Он поднял ее на руки и буквально перешагнул через тело Корбут. Толкнув ногой дверь гостевой комнаты, он уложил Эшли на кровать, лег рядом и поцеловал ее в губы.

— Ненормальный, — шепнула она, ведя неравную борьбу с возбуждением. Для нее в эту минуту не существовало ничего, кроме губ, глаз этого парня, его ласковых рук.

Сначала жакет, а потом и юбка Эшли полетели на пол. На Котика смотрели только возбужденные соски; глаза Эшли были закрыты. Она часто облизывала губы, как будто лежала под ярким солнцем и страдала от жажды, и подрагивала всем телом.

Котик сбросил с себя одежду, и Смит приоткрыла глаза. Молодое мускулистое тело, будто скопированное с обложки глянцевого журнала. Она потеряла голову. Под одеждой, по которой сотрудники посольства еще издали узнавали военного атташе, оказалась простая женщина, сраженная наповал мужеством, напором, ласками сильного мужчины. Сейчас он открывал для нее что-то новое. Ее капроновый чулок, который он снимал медленно и осторожно, как старую кожу, боясь повредить новую, петлей стянул ее запястье, другая петля обвила спинку кровати. Второй чулок… Неслыханное наслаждение. Эту хрестоматийную сцену Эшли видела в десятке фильмов, и вот теперь на себе испытала, что значит оказаться в полной власти мужчины. Он мог бы забрать у нее душу, рвущуюся к нему из приоткрытого рта.

Он целовал ее привязанные к кровати руки, шею, грудь, чуть выступающий живот, ощупывал языком ее соски, нежно касался лобка и не торопился проникнуть внутрь. Он был отличным любовником. И если бы она поторопила его жестом, взглядом, прикосновением, он бы откликнулся, как послушный племенной жеребец. Она обвила его спину ногами и крепко прижала к себе, и отпустила; повторила это движение, как давала партнеру импульс. Руками же она могла только пошевелить.