MOBY. Саундтрек моей жизни

В общем, я стал ходить по барам Ист-Виллиджа и флиртовать с туристками. В редких случаях, когда девушка каким-то образом не замечала, насколько отчаянно я пытаюсь ее добиться, и приходила со мной домой, она тут же видела безумную дверь с надписями «НЕ ЗВОНИ ЕЙ» и быстро убегала. В общем, под конец каждой ночи я, напившись, забирался на кровать под потолком, которую когда-то делил с Сарой. Она в это время находилась на другом конце города и спала со своим юным белокурым Адонисом, а я лежал со старым стеганым одеялом, которое мама сшила в семидесятых.

Но я все-таки был не бессилен. Я решил, что смогу конкурировать с Мэттом, белокурым богом. Да, я постепенно лысел, но я вполне могу покрасить оставшиеся волосы в белый. Я избавлюсь от джинсов «Рэнглер» из Kmart и куплю большие рейверские штаны и футболки, которые носил Мэтт и его клевые друзья. Я позвонил своей подруге Дженне и попросил сделать из меня Мэтта.

– Хочешь осветлить волосы, купить модные рейвовые шмотки и чтобы я тебе помогла? – спросила она. – С тебя обед.

Дженна жила в Нижнем Истсайде и работала секретаршей в журнале Rolling Stone. Она была красавицей со светлыми волосами до плеч и татуировками с цветами вокруг запястий. Дженна пришла ко мне домой и отвела в парикмахерскую своего приятеля. Когда мы двигались по Девятой улице, шел холодный дождь, а на тротуаре печальными серыми кучами лежал снег.

Я еще не смирился с тем, что теряю волосы. Я решил, что у меня просто высокий лоб и он почему-то решил стать еще выше. Когда-нибудь он остановится. Не может не остановиться. Другие люди лысели из-за кармических наказаний. Я же был хорошим, пусть и запутавшимся в себе человеком. Следовательно, со мной этого не случится. Ну, по крайней мере, я так решил.

Впрочем, в каком бы году я ни заходил в «Трэш энд Водевиль», сколько бы мне ни было лет и чего бы я ни успел добиться, внутри я все равно чувствовал себя унылым, никому не нужным школьником.

Приятеля Дженны звали Аби; он держал маленький салон со стенами, раскрашенными золотой и черной краской, и четырьмя креслами, стоявшими перед четырьмя раковинами. В колонках магнитофона играл хаус, а в углу скучающего вида женщина читала европейский журнал мод. Аби оказался худым персом-геем. Его пальцы пахли табаком. Я сел в кресло, и он надел на меня пелерину.

– Хочешь высветлить волосы? – спросил он, вороша пальцами мою редевшую шевелюру. – Ты уверен? Твои волосы очень, м-м-м, маленькие.

– Да, давай высветлим, – решил я.

Он наклонил меня к раковине и следующий час красил и мыл мои тонкие, быстро редевшие волосы.

Однажды в старших классах я попытался покраситься, подарив себе некрасивые оранжевые леопардовые пятна и волдыри на коже головы, не проходившие неделю. Именно поэтому в этот раз я решил обратиться к услугам профессионала: я не хотел, чтобы моя голова опять оказалась в том же состоянии, что и тогда.

После окрашивания, мытья и бритья шеи Аби повернул меня к зеркалу, и я увидел себя. Из зеркала на меня смотрел светловолосый, бледный незнакомец.

– Ну, что думаешь? – спросил Аби.

– Я блондин, – ответил я.

– Тебе нравится?

– Да, не могу поверить, что я блондин.

Аби причесал мои новые светлые волосы, подарив мне приятное чувство, что за мной ухаживают. Я знал, что он сделал меня красивее и привлекательнее.

– Сколько я тебе должен? – спросил я.

– О, нисколько, дорогой, просто записывай больше песен, – великодушно ответил он. (Что неудивительно, его салон через полгода обанкротился.)

Я протянул ему 40 долларов в качестве чаевых, и мы с Дженной вернулись обратно на улицу, под холодный дождь. Мы прошли по Второй авеню до Сент-Маркс-плейс, а потом спустились в «Трэш энд Водевиль».

Когда я учился в школе, Сент-Маркс-плейс был для меня раем, к которому я стремился. В этом запущенном, грязном квартале можно было найти магазины с музыкой, одеждой и книгами, а также бездомных панков, ребят, игравших в настоящих нью-вейвовых и панковских группах, наркодилеров, дешевую еду и прекрасных девушек-фанаток «новой волны». На Сент-Маркс-плейс стали знаменитыми Velvet Underground благодаря вечеринкам Энди Уорхола на северной стороне улицы. Она была вонючей, хаотичной и небезопасной, но она в то же время была центром Нью-Йорка для меня и моих друзей с 1980 по 1988 год.

После этого мы ушли с нее, решив, что Сент-Маркс-плейс, возможно, все-таки не является эпицентром «новой волны» и панк-рока, каким мы ее себе представляли, и ее главное предназначение – продажа ироничных футболок и трубок для курения травки.