Я стоял под яркими лампами в очереди на миграционный контроль, смотря на усталых путешественников, и думал, что сейчас меня отправят домой. То была моя новая фобия: я уже несколько раз летал в Европу и каждый раз, проходя миграционный контроль, боялся, что меня не пустят в страну, куда я прибыл. Но через полтора часа меня пропустили через границу Великобритании, и я вышел из аэропорта.
Лейбл прислал за мной машину. Я сел на заднее сиденье и стал смотреть вокруг. Британские автомобили с большими бело-желтыми номерами. Старые, вдохновленные эпохой Тюдоров дома между аэропортом и пригородами Лондона. Продавцы таблоидов с кричащими заголовками: «Премьер-министр изнасиловал папу римского в Белом доме! Шок! Мадонна ест младенцев-геев! Ужас!»
После двух часов в пробках мы остановились у гостиницы. Правда, гостиницей это назвать было трудно. То был печальный серый дом на грустной серой дороге в унылом районе Лондона. Примерно в таких местах британские режиссеры снимали мрачные фильмы о безнадежной жизни рабочего класса: «Заткнись, Вайолет, я не смогу вернуться на работу. Шахту закрыли».
Эрик, мой новый менеджер, встретил меня возле дома. Мы с ним познакомились в Нью-Йорке год назад, и я попросил его стать моим менеджером, хотя до этого он менеджером никогда не работал. Он был немцем, высоким и сразу располагающим к себе. А еще я никогда не встречался с настоящими менеджерами, для которых это было профессией.
– Добро пожаловать в солнечную Англию! – сказал он. На улице накрапывал дождик.
– Это гостиница? – спросил я.
– С ночлегом и завтраком. Тут поблизости мой офис, так что выбор показался мне удачным, – сказал он.
– Ладно, – ответил я, рассматривая фасад печального серого дома. Мы вошли, и старая женщина в прихожей отдала мне ключ. На ней было поношенное бежевое платье, она читала
– Вот ваш ключ, – каркающим голосом сказала она. – Ваша комната на втором этаже, уборная – вниз по коридору. Вот ваше полотенце.
Она протянула мне полотенце, которым явно пользовались во Вторую мировую войну, чтобы смывать кровь инфекционных больных с полов военных госпиталей.
Шок! Мадонна ест младенцев-геев!
– Так, поп-звезда, – сказал Эрик. – Я заберу тебя в час, и мы поедем на Kiss FM.
Сейчас было двенадцать.
– В час? – переспросил я. – Можно мне хоть немного поспать?
– А ты не спал в самолете? В час тридцать у нас большое интервью на Kiss FM.
Я посмотрел на него, не выпуская из рук потрепанного полотенца.
– Ладно, просто приму душ, – сказал я.
– Душ стоит пятьдесят пенсов за пять минут, – сказала женщина в бежевом платье. Я удивился. Душ стоит денег?
– Пятьдесят пенсов? – спросил я.
– Вставляете пятьдесят пенсов в душ – пять минут идет вода, – довольно грубо ответила она.
Я поднялся по лестнице. В комнате было холодно, а единственное окно выходило на стену соседнего дома. Я спустился обратно.
– М-м-м, как мне включить отопление в комнате? – спросил я.
– Отопления еще нет. Мы включаем его только зимой.
Хозяйка вернулась к внимательному чтению таблоида. Я чуть не ответил: «Но на дворе ноябрь, и уже холодно», но не хотел, чтобы она насмехалась надо мной, изнеженным американцем.
Я вернулся обратно в комнату. Там стояли две односпальные кровати, между ними – тумбочка, местами пожженная сигаретами. Освещалась комната только маленькой лампочкой наверху и солнцем из маленького грязного окошка.
Я даже хотел сказать ему: «Я страдаю из-за смены часовых поясов и из-за того, что остановился в каком-то склепе, который должны были снести еще до Второй мировой».
Через час в дверь постучал Эрик.
– Моби, вставай, надо ехать!
Я проснулся, совершенно дезориентированный. Где я вообще? Ах да, Лондон.
– Буду через минуту, – крикнул я.
Взяв зубную щетку, я прошел в общую уборную. Кто-то только что побывал там, так что в ней пахло сигаретами и поносом. Я быстро почистил зубы и спустился вниз.
– Ну как гостиница? – спросил Эрик.
– Это не гостиница, Эрик. Тут хуже, чем в диккенсовском работном доме.
Он засмеялся.
– О, у поп-звезды появились замашки примадонны?
Эрик с женой жили неподалеку в хорошем доме. Им не приходилось платить пятьдесят пенсов за пятиминутный душ и чистить зубы, вдыхая миазмы, оставшиеся после чьей-то диареи.
– Поехали, – сказал я.
На Kiss FM я сидел в кабинке в джинсах и толстовке с капюшоном, моргая и пытаясь составлять хоть сколько-нибудь связные предложения. Диджей, скорее всего, подумал, что я с похмелья и очень устал после ночной вечеринки с групи в «Фор Сизонс». Я даже хотел сказать ему: «Я страдаю из-за смены часовых поясов и из-за того, что остановился в каком-то склепе, который должны были снести еще до Второй мировой».