В гримерку зашли Гай и Салли.
– Здорово выступил! – сказал Гай.
– Молодец, Моби! – с улыбкой добавила Салли.
После всех поздравлений Эрик сказал:
– Ладно, мы оставим тебя одного, переодевайся.
Я снял свои футуристические желтые штаны и клубную футболку «Раша» и пошел под душ. Адреналин покинул меня, и я сдулся, как воздушный шарик после празднования чьего-нибудь шестилетия. Все казалось мне совершенно непонятным. Что я вообще здесь делаю? Жить на заброшенной фабрике в наркоманском районе – вот это понятно. Играть панк-концерты для десяти зрителей в грязном баре – вот это понятно. Гулять по Нью-Йорку и оставлять кассеты на лейблах – тоже понятно, хотя я и знал, что никто их даже слушать не будет. Но вот летать в Англию и выступать на телешоу – вот этого я совсем не понимал.
Внезапно я почувствовал себя очень одиноким. Я представил, как бы прошел мой день, если бы у меня была жена или подруга, если бы она сидела сейчас со мной на диване в гримерке и гладила по голове, пока я пытался заснуть, несмотря на «поехавшие» часовые пояса и все тревоги.
Я встал на колени прямо в душе под струями горячей воды и стал молиться.
– Боже, я не знаю, что делаю. Прошу, помоги мне.
Работники Outer Rhythm повезли нас на ужин, а после Эрик отвез меня обратно в диккенсовскую ночлежку.
– Ты только что выступил перед половиной Англии, – сказал он с неожиданной искренностью. – Поздравляю тебя, Моби.
– Ты только что выступил перед половиной Англии, – сказал он с неожиданной искренностью. – Поздравляю тебя, Моби.
На следующий день я поехал в Хитроу, чтобы улететь обратно в Нью-Йорк. Я выступил на
Мы сели в самолет, я занял свое место в эконом-классе и углубился в чтение Артура Кларка. Примерно через два часа после вылета все мои соседи либо спали, либо смотрели фильм «Робин Гуд: принц воров». Рядом со мной в проходе присела на корточки стюардесса.
– Я не хочу устраивать сцену, – вполголоса сказала она, – но ты ведь Моби Гоу?
Я вздрогнул от неожиданности.
– Да, это я.
– Видела тебя на
Она коснулась моего плеча и ушла.
Глава двадцать первая
Простыня с цветочным узором
Я внезапно ощутил себя настоящим профессионалом.
За шесть месяцев я шесть раз ездил в Великобританию с концертами и диджейскими сетами. Я возил свой синтезатор и Octapad в Калифорнию, выступая на рейвах в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Я бывал в Берлине, Париже и Амстердаме (дважды). На первом шоу в Амстердаме промоутер повесил над танцполом настоящие козьи головы, с которых на зрителей стекала кровь.
– Они подумают, что это бутафорские козьи головы, – шепнул он мне на ухо перед шоу, – но на самом деле они настоящие!
На него напал приступ смеха, а потом он убежал в подсобку, чтобы накачаться наркотиками вместе с подружкой-доминатрикс.
А теперь я летел в Кливленд, чтобы выступить там в клубе вечером воскресенья.
– В Кливленде есть рейв-сцена? – недоверчиво спросил я у своего тур-менеджера. Да, в самом деле есть.
Я поехал со своим синтезаторным кейсом на Гранд-Централ и сел на автобус до аэропорта Ла-Гуардия. Это второстепенный нью-йоркский аэропорт, более маленький и тесный, что-то типа хилого младшего брата аэропорта имени Кеннеди. Низкие потолки, выцветшие голубые стены – Ла-Гуардия больше походила на региональный автовокзал, чем на международный аэропорт. Собственно, международным аэропорт считался только потому, что там был один сорокапятиминутный рейс до Торонто. Из Ла-Гуардии нельзя было улететь в Париж или Токио, но вот в Кливленд – запросто.
На первом шоу в Амстердаме промоутер повесил над танцполом настоящие козьи головы, с которых на зрителей стекала кровь.
Я сдал в багаж свой кейс, прошел регистрацию, сел в фиберглассовое кресло, стоявшее в аэропорту годов с семидесятых, и стал читать «Дюну» и есть сандвич с томатом, сделанный дома. Я был счастлив: у меня был сандвич, научно-фантастическая книга и новенький «Гейм-Бой» за 49 долларов. Я раскошелился на него еще вчера, но решил не трогать его до полета, потому что не знал, сколько продержатся батарейки.