Мы вырулили на взлетную полосу и взлетели в сторону солнца. У Райкерс-Айленда мы свернули налево, и я увидел сверху весь Манхэттен, окруженный реками. Далеко на юге виднелись Зеккендорфские башни, самое высокое здание из всех располагавшихся поблизости от моего жилища. Мы пролетели мимо Верхнего Вестсайда, над Колумбийским пресвитерианским женским госпиталем в Гарлеме, где в 1965 году родился я.
Во втором классе я рассказал нескольким ребятам, что родился в женском госпитале. Они все рассмеялись и сказали, что я девчонка:
– В женский госпиталь мальчиков не пускают!
Логику семилетних опровергнуть очень трудно, так что я защищался как мог.
– Я не девчонка! – закричал я и обиженно ушел домой смотреть мультики.
Когда мы пролетали над Нью-Джерси, я включил «Гейм-Бой» и стал играть в «Тетрис». Я выключил игру, когда самолет пошел на снижение, забрал кейс с синтезатором из багажа и пошел искать человека, который довезет меня до места.
В 1991 году гастроли работали на надежде, хороших отношениях и факсах. По факсу сообщали все: информацию о гостинице, название зала, данные о рейсе. Я был особенно горд, чувствовал себя настоящим профессионалом, потому что у меня появился собственный факс, полный новенькой факсовой бумаги. Когда я куда-то летел, я выходил из аэропорта, держа в руках кучу факсов от промоутера. Обычно меня встречал какой-нибудь семнадцатилетний рейвер, слушавший техно-кассеты за рулем маминого микроавтобуса, и отвозил меня в гостиницу.
– Река все еще горит? Река вообще когда-нибудь горела? Как вообще реки могут гореть?
Когда я забрал багаж в Кливленде, мне помахала миловидная девушка лет двадцати пяти, одетая в футболку с альбомом Лу Рида
– Ты Моби? – спросила она.
Я ответил, что да.
– Я Дженна, добро пожаловать в Кливленд.
Пока мы ехали в гостиницу, я засыпал Дженну вопросами о Кливленде:
– Река все еще горит? Река вообще когда-нибудь горела? Как вообще реки могут гореть?
Она засмеялась и объяснила, что в прошлом река Кайахога действительно не раз горела, но в последние лет тридцать пожаров на ней не было. Когда мы подъехали к гостинице, Дженна сказала:
– Тут неподалеку отличный вегетарианский ресторан, так что я заберу тебя в семь, мы поужинаем и поедем в клуб, идет?
– Звучит отлично, спасибо, – сказал я.
Я остановился в ничем не примечательной гостинице для бизнесменов. В моей комнате висела картина, изображавшая уток на пруду, на кровати лежала бежевая простыня с цветочным узором, а в ванной – новенькое мыло Dial. Я помыл руки новым мылом, сел за стол и стал читать «Дюну».
В семь часов вместе с Дженной за мной приехали промоутер и его девушка и проводили меня в местный вегетарианский ресторан. До недавнего времени промоутер работал в жанре индастриал, устраивая концерты Skinny Puppy и Front Line Assembly. Потом, год назад, он побывал на рейве в Лос-Анджелесе, и его мир перевернулся. У него на руке все еще была татуировка Einstürzende Neubauten, но теперь он был чистым рейвером, в мешковатых штанах и футболке Fresh Jive с длинными рукавами. Его девушка больше напоминала индастриал-гота – асимметрично постриженные черные волосы, футболка Bauhaus. Они оба были вегетарианцами, так что мы заказали хумус и стали обсуждать рейв-сцену. Я только что с ними познакомился, но они были такими приятными ребятами, что я решил: они теперь мои новые лучшие друзья, и я обожаю Кливленд. Может быть, мне стоит уехать из Нью-Йорка, переехать сюда и каждый день есть с ними хумус?
Мы поехали в маленький танцевальный клуб «Флэтс», прятавшийся под огромными железными мостами в промзоне. Было девять вечера, до начала оставалось еще несколько часов, и я пошел прогуляться вдоль реки. Над головой по мостам проезжали грузовики, а темно-коричневая река безразлично текла вдоль меня, словно говоря обреченным тоном: «Знавала я и лучшие дни». Счастливый, я присел на пристани у самого края реки, вдыхая запахи химикатов и гниения.
В клубе уже собралось несколько сот человек, танцевавших под T-99, James Brown Is Dead и другие бельгийские рейв-треки. По углам клуба прятались готы с асимметричными прическами. Им не нравились элементы диско в рейве. У них, конечно, не было рейверских футболок со смайликами, и они не размахивали светящимися палочками, но вот новая электронная музыка начинала им нравиться, хотя, конечно, она была для них недостаточно мрачна.
Диджей поставил Energy Flash Джоуи Белтрама, и я начал танцевать среди небольшой толпы из нескольких рейверов, нескольких готов и одинокого хиппи с закрытыми глазами. Клевые рейверы освоили танцевальные движения, очень похожие на измерение рыбы или сколачивание коробки голыми руками. Я просто вышел на танцпол; никакой рыбы я не измерял, лишь плохо танцевал под техно.
Там меня нашел промоутер.
– Эй! – крикнул он. – Одиннадцать часов, не хочешь начать?
– Конечно, хочу! – крикнул я в ответ.
Я вышел на сцену, и диджей вскоре перестал играть. Промоутер схватил микрофон и загремел: