Мочалкин блюз

– Любовь.

– Да уж, просто «Старосветские помещики».

Тем временем Глеб и Сергей Сергеевич о чем-то оживленно беседовали.

– Представляешь, Гога, – сказал Сергей Сергеевич, когда мы с Георгием Филипповичем вернулись в каморку, – мы с этим молодым человеком давно знакомы. Правда, обстоятельства знакомства были весьма печальными. Ты помнишь Ику Тугарину?

– Ты шутишь, кто не помнит Ику? Я, правда, долго не мог решить, кто мне больше нравится – она или Анастасия Вертинская.

– Я ассистировал на операции. Ее у нас оперировали. Профессор тогда решил не рисковать, а я предлагал радикальное решение. Потом оказалось, что я был прав. Если бы сделали по-моему, она бы еще пожила. Трудно сказать сколько, но два года точно. Профессор, что называется, сделал все, что мог, план операции согласовали тогда с мужем. Претензий не было. – Сергей Сергеевич помолчал. – Ее похоронили в Парголово. Я был на похоронах. Там и познакомился с Глебом.

– А ты, Анюта, знаешь, кто такая Ика Тугарина? – спросил Георгий Филиппович.

Глеб слегка напрягся.

– Конечно. Икона отечественной моды. Самая красивая девушка Советского Союза.

– А ты, Ань, чем-то на нее похожа. Только не подчеркиваешь свою яркость. Как вы считаете, Глеб? – Сергей Сергеевич повернулся в его сторону.

Глеб занервничал. Нужно было его выручать.

– Извините, мне пора бежать, – заторопилась я.

Я поцеловала в щеку Георгия Филипповича и чинно поклонилась Сергею Сергеевичу.

Глеб пожал им руки, и мы вышли на улицу.

– Вероника Тугарина – моя мать, – прокомментировал он учиненный мне экзамен.

– Я знаю, – устало ответила я.

Он не спросил – откуда. Я не стала углубляться.

Мы молча доехали до моего дома.

* * *

Глеб запарковал мою машину на ее законное место.

– Так я завтра тебя побеспокою.

В ответ я кивнула и махнула рукой.

Подъем на второй этаж дался мне нелегко.

Я позвонила в квартиру Филоновой.

Открыл Остин.

– Слушай, может, мне в больницу лечь?

– Ложись, если средства позволяют. В бесплатную не советую. Пользы не будет.

– Ты уверен, что у меня не прободение?

– Укол помог?

– Помог.

– Значит, не прободение. При прободении не помог бы.

– Мне есть можно?

– Сейчас скажу Сашке, чтобы сделала тебе рисовый кисель. – Остин хитро посмотрел на меня. – Этот крутой к тебе неравнодушен.

– По-твоему, ко мне все неравнодушны.

– Он так переживал за тебя! И расспрашивал про парня, который вчера заходил, кем тебе приходится.

– И что ты сказал?

– Сказал, что парня не знаю, но что видел, как он ушел вскоре после него.

– Ты и его видел?

– Да, я к почтовому ящику спускался.

– А откуда знаешь, когда Костян ушел?

– Рекомендую, дверной глазок.

– Помнишь, Остин, любопытство сгубило кошку? Перестань за мной шпионить. А то нажалуюсь Филоновой.

– Жалуйся сколько влезет. Она сама меня посылает. «Что-то на площадочке шумно. Поди погляди, кто пришел». Так что у меня на шпионство лицензия.

– Лечить меня дальше как будешь?

– Ты все три лекарства принимаешь?

– Нет, только одно.

– А питаешься правильно?

– Нет, неправильно.

– Тогда помрешь скоро.

– Типун тебе на язык.

– А знаешь что? Я этому крутому нажалуюсь. Скажу, ты деньги тратишь, а она лекарства не принимает. Он тебе живо мозги вправит.

– У нас с ним формальные отношения. Деньги я ему верну. Сколько ты с него взял?

Остин потупился.

– Отвечай.

– Двести баксов.

– Остин, ты – выжига.

– Ладно, мне пора, футбол начинается. Таблетки прими. А кисель Сашка скоро принесет.

Ужасно хотелось спать. Я еле дождалась филоновского киселя.

Ночью мне приснился страшный сон. Глеб в белом халате и резиновых перчатках достает из груди живой Кораблевой бьющееся сердце, кладет его в шляпную коробку и кланяется портрету Вероники.

Аня Янушкевич делится опытом:

Изделия и кухонные поверхности из нержавеющей стали чистят следующим образом. Сначала удаляют загрязнения и протирают влажной тканью или салфеткой, затем наносят средство по уходу за металлом немецкой фирмы Luxus и насухо растирают до блеска. На обработку большого холодильника уходит примерно полчаса. Очень трудоемко.

Глава 20

Выходные

Утром желудок не болел. В голове было пусто. И сознание того, что проблемы, которые чуть не разрушили мою жизнь, отступили на заранее подготовленные позиции, уже казалось привычным, само собой разумеющимся. Моей жизни и моему благополучию ничто не угрожало. Кроме маньяка, которым вчера мне представлялся Глеб. Однако при свете утра все вчерашние страхи показались несусветной чушью.

Сегодня он покажет мне свою тайную комнату. И кое-что еще. Без этого я не уйду.

Я поползла на кухню варить себе овсянку на воде. С первым ударом десятичасового боя раздался телефонный звонок.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Глеб.

– Вроде хорошо.

– Поможешь мне?

– Может, на следующей неделе? – для приличия поломалась я.