Мода и гении: Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

И подобных загадок будет еще немало. Дашкова была отнюдь не единственной дамой екатерининской эпохи, носившей мундиры. Моду на воен­ный маскарад ввела сама государыня. В 1782 году она подписала указ «о дозволении дворянству обоего пола носить платья таких цветов, которые каждой губернии присвоены». Притом указ распространялся не только на чиновников, но и на помещиков, а также их жен. Дамам следовало являться «в столицы во все публичные места и ко Двору Ея Величества» в платьях, одинаковых по цвету с мундирами супругов.

Одновременно с этим офицерские жены стали заказывать платья, повторявшие цветом и отделкой военную форму мужей. Вероятно, некоторые шили и «долгие мундиры», то есть платья по форме, аналогичные тем, которые носила сама императрица (ведь она служила примером для подражания). Описание одного из таких платьев приводит графиня Варвара Головина, муж которой, Николай Головин, служил офицером в армии Потемкина: «В назначенный час для обеда г. Зорич приехал за мной… Мой наряд был совершенной противоположностью его костюму: на мне была надета маленькая черная касторовая шляпа с одним пером и синее пальто с красным воротником; это были цвета мундира моего мужа». Николай Головин в те годы носил мундир офицера Мариупольского легкоконного полка.

Императрицы Елизавета Петровна и Екатерина Алексеевна, любившие переодеваться в мужское и вовсе не думавшие скрывать этот petit péché от придворных, провоцировали дам на эксперименты. Некоторые, подражая царственным проказницам, являлись в маскарад напомаженными тонкими юношами в полумужских костюмах. И вероятно, имели успех у представительниц собственного пола, которых они, как и государыни, водили за нос.

Впрочем, некоторых они водят за нос до сих пор, особенно доверчивых музейных хранителей, которые порой составляют экспликации прямо-таки анекдотического характера. В Государственной Третьяковской галерее хранится любопытный портрет, поименованный «Неизвестным в треуголке». Годы создания — начало 1770-х. Он был представлен на выставке картин Федора Рокотова, проходившей в Третьяковской галерее в 2016 году. В сопроводительном тексте говорилось о том, что юноша написан поверх женского портрета (предположительно Олимпиады Балбековой) и что ее лицо художник оставил без изменений.

Хранители этого любопытного холста никак не могут поверить в то, что в осьмнадцатом столетии дамы и кавалеры с невероятной легкостью меняли пол с помощью костюма, парика и грима, это было в порядке вещей — по крайней мере, среди столичных щеголей и высшего света. Трудно понять, почему исследователи упорно не хотят замечать приятную выпуклость кафтана «неизвестного» в том месте, где обыкновенно находится женская грудь. И еще сложнее объяснить, почему они не берут в расчет существование женских маскарадных костюмов в мужском стиле, женских амазонок, скроенных на мужской лад, аналогичных тем, что носила Екатерина Алексеевна. Они игнорируют красноречивую деталь — треуголку, маленькую и ловкую, какую в те годы носили именно дамы.

Если бы все это приняли во внимание, стало бы понятно, почему Рокотов оставил «неизвестному юноше» женское лицо. Просто не было никакого юноши. Это портрет той же дамы, но в мужском костюме, возможно маскарадном. И если принять версию о Балбековой за правильную, то на портрете Рокотова — именно супруга Струйского, Олимпиада Сергеевна.

А сколько еще было таких проказниц, являвшихся на костюмированные вечера юношами! Месье Пикар, заметливый гувернер князя Александра Куракина, в феврале 1782 года посетил придворный маскарад, о чем сообщал своему подопечному в письме: «Было много публики; многие знатные особы были костюмированы; княгиня Голицына (Galitzin), рожденная Олсуфьева, с женой вице-канцлера были одеты в мужские платья».

Если верить мемуаристам, то и в обыденной жизни было немало дам, рядившихся мужчинами. Татьяна Пассек вспоминала особу, которая по утрам любила форсить в мужском халате и курила чубук. Иван Второв писал о своей самоотверженной сестре, отправившейся вместе с ним в театр, переодевшись в мужское платье. Восхищенный русскими амазонками XVIII века историк Владимир Михневич уверял читателей в том, что «таких смелых живчиков нового поколения можно было встретить тогда всюду», а другой историк Михаил Пыляев утверждал, что «жена надевала мундир мужа и несла за него службу; в шведскую войну полковница Меллин заменила мужа, надев мундир и став перед полками».