Если коллекционировать костюмы исходя из определенных установок, они гораздо больше, чем любая другая музейная коллекция могут рассказать нам, как выглядели, что чувствовали и как жили люди той или иной эпохи. Одежда – своего рода оболочка, остающаяся после живого человека и отражающая его вкусы, убеждения, образ жизни, а порой даже мимолетные настроения радости и печали с большей точностью и непосредственностью, чем любые другие произведения искусства или ремесла, создание которых занимает больше времени, так что они утрачивают спонтанность, и которые стоят дороже, то есть остаются прерогативой богатого меньшинства. Хлопоты и трудности, сопряженные с подготовкой содержательной и увлекательной экспозиции, всегда оправдывают себя и, вероятно, больше содействуют популярности музея у публики, нежели любой другой аспект работы куратора локального музея широкого профиля (Halls 1968: 303).
Посетители по собственному опыту взаимодействия с одеждой считывают личные качества бывших владельцев, а поскольку образцы исторической моды постоянно мелькают в театре, живописи, кино и среди маскарадных костюмов (не говоря уже о семейных коллекциях винтажной одежды, относящейся к не столь далекому прошлому), посетители музея лучше помнят облик исторических костюмов, чем можно было бы предположить. Интерес к моде в музеях и ее притягательность для посетителей, несомненно, объяснялись именно этим. Тем не менее Карин Джин Харрис писала:
В конце концов, одежда, как и другие музейные экспонаты, составляет часть нашей культуры и наследия, а большинству людей присуще желание больше узнать о своих предках и оживить некоторые собственные воспоминания (Harris 1977: 1).
Однако оставалось неясным, как именно подлинный предмет одежды в музее может обогатить знания, полученные благодаря изображениям и описаниям костюмов в других источниках.
Таким образом, пусть мода, прежде лишь скользившая по внешней орбите музея, и проникла в его стены, вопросы о предназначении такого рода экспонатов в более широком смысле оставались без ответа: способна ли мода точно отражать историю, подталкивать к размышлениям, вдохновлять на создание подобных изделий? Более того, должна ли она выполнять хотя бы одну из перечисленных функций? Подсказаны ли они самим материалом изделий?
Долгое время никто и не пытался ответить на эти вопросы из‐за живучести предрассудков. Главным из них можно назвать ассоциацию необходимых куратору и хранителю отдела костюма технических навыков, с тем, что Лу Тейлор (а вслед за ней и Александра Палмер) называет «женскими домашними занятиями»[6]
и «чем-то из разряда непрестанной заботы о детях, вроде смены пеленок» (Taylor 1998: 348; Palmer 2008a: 47–48, 54), недооцениваемой обществом даже в лучшие времена. Однако неправильно полагать, что предубеждения против моды в музее коренятся исключительно в мизогинии. Приведенные Тейлор обвинения в адрес истории костюма, будто она «претендует лишь на статус описания антиквариата» (Taylor 1998: 349), показывают, что в академических кругах увлечения многих поколений джентльменов-дилетантов ценились не больше, чем – женская работа – «стирка», о которой говорила исследователь.