Мода на короля Умберто

В сдержанном смехе Елены Григорьевны звучало снисхождение к непосвященным. Однако слова Клавдии Петровны показались ей не столько забавными, сколько обидными, она заметила:

— Про Каролину так говорить несправедливо.

Огонек опять поманил Вартаховского:

— Теперь это называется благородством! Альтруизм последней четверти двадцатого века! Лозунг: «Для истинного счастья ЕЙ не хватает, чтобы другие были несчастливы!»

— Виталий Федорович, лозунги определенно вас погубят.

— Другие прямо называют ее расчетливой и бездушной.

— Скорее всего, люди, которые сами обладают этими недостатками, но не имеют ее достоинств. Я знаю Каролину давно, мы вместе окончили полиграфический…

— Простите, не она ли здесь твердила про физтех? — Вартаховский взглядом приглашал в разговор Клавдию Петровну, так как ему надоело ее настороженное внимание.

Но ответила Елена Григорьевна:

— Есть люди, которые любят преувеличивать. Правда, тут нет ничего несуразного, это соответствует ее сути, ее образованию, развитию. Никто из наших сотрудников лучше ее не редактирует технические тексты.

— Не хотите ли вы сказать, что и солидный товарищ, — Вартаховский нарисовал в воздухе облако, — всего-навсего игра расстроенного воображения?

Сухие губы Клавдии Петровны разжались:

— Но я же сама видела штамп в паспорте! Она мне показывала…

— И роскошное удостоверение заслуженного деятеля науки? — посочувствовал Вартаховский.

— Да!

— Может быть, и у вас… — Вартаховский дунул в сторону Клавдии Петровны, — затмение?

— У меня затмение в отношении твоей совести, Вартаховский! Я жду, когда ты начнешь работать!

Вартаховский втянул голову в плечи, словно его оглушил звук динамика. Несколько секунд он осваивался в тишине.

— Я считал неприличным не поддержать… что? Ну конечно, вашу беседу. Как мы с вами в унитаз! Простите, хотел сказать: «в унисон»… Всегда путаю иностранные слова.

— А нормальных людей еще с кем-нибудь ты не путаешь? — прогремела Клавдия Петровна.

— Грани так условны, так неустойчивы… Все мы… — Поймав строгий взгляд Елены Григорьевны, Вартаховский изменил направление: — «…немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь…»

— Нет, не все! Пойди почитай приказ. К Восьмому марта директор постановил выделить каждой нелошади по десятке.

— Почему я не женщина?!

— Неужели, Вартаховский, ты хочешь очутиться на моем месте и заполучить подчиненного вроде самого себя?

— Только на один день! — Вартаховский улыбнулся Елене Григорьевне. — Что, если мне перейти в ваш институт? У меня всегда будут деньги. Этой даме с черными бриллиантами не надо помогать, лучше поддерживайте меня.

— У них уже есть такое сокровище. Такие существуют в каждом учреждении! Сидят, ничего не делают и получают деньги. Наверное, сто пятьдесят рублей?

Кого имела в виду Клавдия Петровна, могла понять только Елена Григорьевна, которая откликнулась эхом:

— Сто десять.

— Ах, сто десять?! — разочарованно повторила Клавдия Петровна. — Сейчас и ставок таких нет. Разве что для закомплексованных. Да и они посещают институт только дважды в месяц, когда работает касса.

— Никуда не двинусь! — решил Вартаховский. — Где я найду начальницу лучше?! — Он вскочил и речитативом запел: — «Как прекрасна земля в упоении дня, ароматы полей, а-а-а-а…» — Вальсируя, Вартаховский схватил руку Клавдии Петровны и приложил ее к губам.

Странный порыв сделал Клавдию Петровну мягче. Ее взгляд заволокся туманом.

— Шут! — смеясь, сказала она. — Когда-нибудь твой смех обернется истерикой.

Лукавству Вартаховского не было предела.

— Сейчас модно быть негероем! Сейчас модно публично рыдать! Надо только предупредить заранее, тет-а-тет, на ушко, и селя ви становится прекрасной! Ну просто шарман, шарман, шарман!

Кажется, Елена Григорьевна тоже почувствовала себя участницей общего веселья. Неожиданно она предложила Вартаховскому погадать по руке.

3. ГАДАНИЕ ПО РУКЕ

Вартаховский быстро приложил к щекам ладони, проверяя, холодны ли они.

— Хотите убедиться, горячее ли у меня сердце?

— Удостовериться в правоте ваших слов по линиям.

— К чему джентльмену так афишировать себя?

— Тогда вы должны постоянно носить перчатки. Даже в помещении.

— Вы что, действительно владеете тайнами этой сомнительной науки хиромантии? — Томностью голоса Вартаховский подчеркивал, что ладонь он раскрывает для того лишь, чтобы Елена Григорьевна коснулась ее.

— Еще как! Однажды ко мне подошла молодая цыганка. Предложила погадать. А я говорю: сама покажи руку. Стала гадать ей, запнулась. Она испугалась: «Умру?» Нет, отвечаю, будешь болеть, но спасешься. Цыганка ушла огорченная.

— Простите, я верно понял: цыганка расплатилась таким образом за свою навязчивость? — Веселость Вартаховского улеглась, как пыль после дождя.

— Виталий Федорович, вы, кажется, испугались?

— Вартаховский, прежде чем выставлять ладонь, хоть бы вымыл ее.

— Мадам Клавдия, не распространяйте гнев и на мой цвет ко-о-ожи. — Вартаховский мечтательно зажмурился от прикосновения Елены Григорьевны.

— Смотрите-ка, по форме и линиям у вас типично мужская рука.

Вартаховский радостно раскрыл глаза.

— Все слышали?! Повторите!