Мода на короля Умберто

— Представьте себе, в отделе восемь женщин, которые в анкете пишут: нет, нет, нет. Между ними упорное соперничество в одежде, посещении премьер, знакомстве со знаменитостями. Кунищева выходит замуж за директора какого-то международного института и как будто вырывается в лидеры. Болховитинова, сверкая черными бриллиантами, устраивает интеллектуальные вечера возле искусственного камина. Что значит рядом с такими львицами незамужняя Каролина, слабая и незащищенная, как она сама думает. И вот она обороняется вымышленным замужеством, хотя ей никто не верит. Она просит своего соседа по квартире, когда ей звонят, отзываться так, как будто он ее муж. И Кунищева не ленится звонить, чтобы проверить, правда ли это.

Все то время, пока Елена Григорьевна говорила, Вартаховский порывался что-то сказать. Он столько раз открывал рот, что Елена Григорьевна специально для него сделала паузу.

— Я бы на месте Каролины разыгрывал всех их каждый день. Она мне определенно начинает нравиться. А дамам я назначил бы лечение: внутривенно — краткий курс партии, за час до еды. Сразу станут шелковыми.

— Да, сотрудниц она раздражала. Ей мстили за фантазии. Над ней посмеивались.

— И правильно! Вот я не замужем и не собираюсь скрытничать! — Клавдия Петровна говорила с таким видом, как будто с ней спорили. Вероятно, у нее сильно заколотилось сердце, и мне стало грустно, что и Елена Григорьевна не пожалела ее:

— Вот мы и решим, кто сильнее — вы или Каролина. Двадцать лет тому назад она отредактировала ленинградскому автору книгу. Если бы Каролина пользовалась приемами Кунищевой, то давным-давно развела бы его с женой, но Каролина не соглашалась даже встречаться с ним, посылала к празднику открытки — вот и вся связь.

— Ну знаете, с рождественскими сказками вы опоздали.

— В командировку Каролина поехала, еще не зная, что он овдовел, а встретились они случайно. И наконец, штамп в паспорте, который вы видели.

Клавдия Петровна уже оправилась от потрясения:

— Подстроить случайность — тоже искусство…

Мы привыкли к неожиданностям, работая с такими людьми, как Клавдия Петровна и Вартаховский, и все-таки мы онемели, когда в комнату вошла Каролина Борткевич в распахнутом пальто, дохнувшим на нас каленым морозом.

Появление Каролины показалось нам фантастическим, словно она возникла, привлеченная судом, который совершался над ней. Только у Елены Григорьевны было право, здороваясь, смотреть ей в глаза.

— Я думала, ты сейчас в Русском музее, где-нибудь в зале Сомова.

Каролина развела руками, словно показывая, что сие от нее не зависит:

— Увы, от «Стандартов» не скроешься.

— Ты же уволилась!

— Чтобы ощутить себя связанной. «Стандарт» — это на всю жизнь.

Елена Григорьевна попыталась настроить Каролину серьезно. Но Каролина и не думала шутить:

— Рукопись на моей совести, не довела до конца. Есть ошибки, пусть небольшие, но кому охота оставить после себя недобрую память?

— Учись, Вартаховский, работать добросовестно, да еще на общественных началах!

Наверное, если бы Клавдия Петровна не заведовала редакцией, мы бы все погибли без наставлений!

— Я и так… общественный работник, — буркнул Вартаховский.

— В том смысле, что общество содержит тебя, ничего не получая взамен.

— Теперь мне понятны чувства одинокой женщины.

— К-хому ты нужен?

Возглас Клавдии Петровны застал взгляд Вартаховского на том месте, где секунду назад стояла Каролина, и согнал с его лица сонное виноватое выражение, которое появится вновь, когда, уходя, Каролина попросит у него сигарету: ее вид, движения, тон были естественны, без тени злого умысла или душевной жесткости.

Едва мы остались одни, наша неугомонная начальница как бы в отместку Елене Григорьевне, утвердившей сегодня справедливость, спросила:

— Так кто же она? Гадалка или научный работник?..

— Прорицательница. Как в древности, вещая Кассандра.

Клавдия Петровна не пригвоздила Вартаховского презрительным взглядом. Она устало, с мученическим усилием потерла виски.

— Я считала, что вы ко мне лучше относитесь. Все вы, — она полоснула перед нами ладонью, как саблей, — злорадствовали, когда ваша Елена, отнюдь не прекрасная, унижала мои достоинства.

В комнате было сумрачно, и золотистый топаз в кольце Клавдии Петровны казался совершенно черным.

ПРИСТУП ЖИЗНИ

Солнце стало припекать, снег на крыше подтаял, и в квартире потекло. «В мою жизнь влилась романтическая струя», — продекламировала Светлана Алексеевна Бояринова, стараясь не обращать внимания на это новое неудобство. Однако сырые пятна над головой разрастались, и скоро капель настигла письменный стол в последнем углу комнаты. Деваться уже было некуда.

Светлана Алексеевна и позвонила в домоуправление: что вы там, в самом деле?.. Снег сбрасывать собираетесь?!

— А чего — сахарная? — ответили ей. — Подумаешь, каплет! Да и как это может быть, если летом крышу и клепали, и проклеивали, и суриком мазали. Полный ремонт! И чтобы опять худая? Может, сами чего намудрили?.. С краном-то умеете обращаться?..

— Да при чем здесь кран?!