Мода на короля Умберто

Дружный хохот берет шабашников. Растерянно улыбается и Мореный. Разбери их: чего гогочут? Но и он заражается общим весельем, тоже начинает бить ладонями по бокам, приседая, трясти черно-седыми кудрями.

11

И опять срубленные вербы возле одиночных деревьев. И снова мысли одолевают Новожилова: «Вот и птицы… Одни делают гнезда в дуплах, другие — в открытой степи… А есть такие, что в самых неожиданных местах. Вчера егеря стали выводить трактор после ремонта, и на тебе — на двигателе гнездо трясогузки!

Обычная история. Трясогузка часто держится возле человека. Но все равно Новожилову занятно поведать, как перенесли гнездо в затененный ящик, установили на уровень двигателя. Хотя известно, бывают и поудивительнее находки: гнезда в уличных репродукторах, на осветительных столбах, в открытых светофорах. Но одно дело где-то читать об этом и совсем другое — самому увидеть и в который раз удивиться неприхотливости животных.

Однажды он стал свидетелем и вовсе небывалого случая.

Лет десять назад в начале октября Новожилов летел из Москвы в Минеральные Воды поздним рейсом. Глядел в темноту и думал, что тоже уподобился птицам, для которых осень — период великих миграций. Только Новожилов перемещался без малейших усилий, положившись на мастерство пилотов, а незащищенные птицы ежеминутно подвергались опасностям.

Перед посадкой бортпроводница предупредила: «Багаж получите сразу же, на краю летного поля».

Южная мягкая теплынь обволокла Новожилова, когда он спускался по трапу и вместе с другими ждал, когда штурман откроет люк. Из гостиницы, примыкающей к летному полю, слышалась музыка, и звуки ее, казалось, медленно насыщают темноту. Над крышей курилось неоновое свечение рекламы.

То, что произошло потом, заставило Новожилова с сожалением подумать об упакованном фотоаппарате и машинально посмотреть в сторону прожектора, бьющего от гостиницы.

Едва штурман поднял крышку, из люка будто по команде даже не вылетела, а выстрелила стая городских ласточек и, шумно трепеща крыльями, подалась к земле, приветствуя ее криками, потом взмыла вверх, мелькнула в луче прожектора и пропала.

Изумленные владельцы чемоданов долго не могли прийти в себя, наделяя ласточек сверхъестественным разумом. «Грамотные! Техникой пользуются…» Вспомнили и неопознанные летающие объекты, и снежного человека, и даже лохнесское чудище. Усмотрели сознание и в деревьях. О том же, что не здравый смысл загнал птиц в самолет южного направления, а случай — вероятнее всего, стая укрылась для ночевки, — пассажиры и слушать не хотели. Чуть не растерзали Новожилова, утверждая, что из-за таких умников, как он, в загоне экстрасенсы.

Как бы то ни было, а случай с ласточками стал еще одним подтверждением мысли директора: смерти боятся животные, а не научно-технического прогресса!

Как под арку, въехали в лес и покатили между деревьями, смыкающими кроны над узкой дорогой. На ней уже видны вечерние тени. Однако до темноты далеко. Еще горят яркие крылатки кленов. Но возле стволов — чуть призрачная дымка. И легкая сероватая марь стоит над кучами собранного хвороста. От нее-то так задумчиво в лесу. И словно в лад этой задумчивости ведет свою песню черный дрозд. Заливисто щелкает, как серебро рассыпает. О чем он поет в этот час, когда звери тянутся из укрытий?..

А запах остывающей земли поднимается и поднимается, и, одолевая его, дышат травы, деревья, вода.

Первый лось попадается на поляне. Неподалеку пасется лошадь лесника. Заметив людей, сохатый немного медлит, потом направляется в заросли, здесь останавливается. Лошадь словно бы вздыхает с облегчением, когда он скрывается совсем: здоровый, с рогами, лягнуть не успеешь, как ковырнет под ребро. Теперь она может спокойно щипать траву.

Вспугнутая, перелетает высоко над головой овсянка. Тишина. И опять струится ее звонкая щебечущая трель. Точно ручей журчит по камням.

— Скажут же горе-биологи, — усмехается Новожилов, — будто птица поет оттого, что дает сигналы: территория занята. От избытка сил поет! От радости жизни!

Время от времени по обе стороны дороги видны опрометью удирающие русаки — сверкают их пятки и уши. Но больше всего гордится директор сидящими зайцами. Эти вскакивают в последний миг, когда мотоцикл рядом.

— Охамели, — говорит Новожилов почти счастливо: ведь если трусливый косой ничего не боится, значит, в заказнике порядок.

Лишь фазаны не торопятся на вечерний дозор директора. Но вот недалеко от тернов попадается первый петух. Мелькнул, как тень, и нет. Чуть погодя — другой, третий… Так быстро, что разные цвета оперения сливаются в один — червонно-золотой.

Обратно возвращаются засветло. Восковой туман висит над полем ржи, мимо которого они проезжают.

Все истонченнее, все невесомее дали. На ясном небе чисто и тонко смотрится месяц. Точно подтаявшие, почти прозрачны его края. И светозарными кажутся долгие стволы одиноких пирамидальных тополей.

12