Мода на короля Умберто

— Рыбаки развели в пруду рыбу, а чайки и цапли прилетели и едят ее. Кто будет платить за чаек и цапель? Школьники повесили пятьсот скворечен. Скворцы вывелись и в соседнем саду поели вишни и черешни. Кто раскошелится? Грачи склевали всходы кукурузы и спелые подсолнухи…

Представители истца молчали, сраженные причудами царя, сжиганиями на костре и безучастностью арбитра.

— Все такие умные, только не знают, что охотничье хозяйство не владеет дикими зверями и птицами. Оно их охраняет. Дикие животные — собственность хозяйства, если они в вольерах, клетках и других местах передержки. Но как только их выпускают в угодья, то они сразу становятся собственностью государства. И с этих пор находятся в состоянии естественной свободы и миграции.

Компетентные зайцеведы дружно зашевелились, расправили плечи, выпрямились, точно их самих выпустили на волю. А государственный арбитр, услыхав: «естественная свобода», нахмурился и наконец-то попросил не отвлекаться.

27

Не богаты степи лесами. Что уцелело от былого великолепия, от байрачных и пойменных дубрав, березняков, от ольховых левад и непроходимых тугаев — в долинах рек, в низких колках, по дну оврагов, балок. Но и последнее изводили. При сельскохозяйственных работах больше всех доставалось тернам. Чуть мешают пройти поливальной машине, и готово — выкорчевываются, вырубаются. А новые сажать никто не торопится. Владельцы земли — колхозы, лесничество, их воля — закон. Благо терн — растение живучее, лезет на вырубках само. Но пока вырастет — не одна пыльная буря пронесется над станицей. Давно ли пересевали озимую пшеницу взамен уничтоженной? Минувшим апрелем поднялись сильные восточные ветры, и пыльная буря трепала округу пять дней. Чего только не натворила?! Полуплешивыми глядели поля на холмах. Их выдуло вместе с посевами. Низины засыпало сплошь. А лесополосы занесло, как во время зимних буранов. Лишь деревенской ласточке ничто не помешало возвратиться под крышу новожиловского дома, а коршуну издать первый клич.

Однажды после пыльной бури по станице прокрались невиданные существа: черные, страшные. Но старики даже не крестились, не говорили: «Свят, свят!»

Кто ахая, кто смеясь, глядел им вслед. Никак новожиловские практиканты? Не убереглись, сердечные. Купались в реке, от жары осовевши. По простоте и обрадовались, завидев огромную черную тучу. Приняли за грозовую. Повыскакивали из воды и давай плясать: «Сейчас дождь будет!»

А туча, ломая деревья, налетела, исхлестала и облепила жирной пылью с головы до пят.

Грязные, полуголые, с волосами, как дыбом торчащая пакля, практиканты насилу добрались до базы. От стыда прятались за каждый плетень. Еле отмылись. На их беду, вода пересохла: из артезианских глубин не выкачал насос ничего. Размягший, горячий, лежал резиновый шланг. Выручила цистерна, накануне доставленная трактором и установленная посредине усадьбы. Двухнедельный запас воды вылили за час. И запомнили на всю жизнь, что такое пыльная буря в чистый безоблачный день.

А бердюгинцы продолжали толковать о гидроклиматическом режиме района. На их плечах — судьба засушливых степей. Их задача — закрепление почвы. Первостепенная — на равнинах. Второочередная — на склонах, холмах. Чтоб не усиливался поверхностный сток. И не срывался бы плодородный слой…

Что возразить? Правдоподобнее несусветицы слышать не приходилось. Разве что удивиться способности оправдывать собственное упрямство?! Как будто бердюгинцев первых волнует судьба засушливых степей! Как будто у них не было такого предшественника, как Докучаев! И Новожилов призывал великого почвоведа в свидетели, обращаясь к его портрету, висящему в кабинете Бердюгина. Рассчитывала ли докучаевская экспедиция на диких животных, закладывая сто лет назад лесополосы в степи? И сам же отвечал: «Лох, боярышник, груша, яблоня, бузина — вот что сажала его экспедиция!»

Бердюгин соглашался, но советовал оставить Докучаева в покое. Лучше не прятаться за авторитетную спину. Уши торчат. Архиведомственные! И предостерегающе опускал голову: не спорь — забодаю. Глоткой Бердюгина не возьмешь. Разве основной бич — пыльные бури? Или не знает Новожилов: вокруг станицы пески, да не простые — движущиеся. Вот их, а не чужеродных фазанов, надо удерживать: иначе часть плодородных земель — замечательных черноземных, каштановых, пойменных — опять пропадет под заносами.

И бердюгинцы гнали, гнали сосну. Она тоже неприхотливая, растет на песках, прекрасно их закрепляет. И к климату нетребовательна. Сосну на сухоерикском участке сажали еще до революции, культура проверенная, не чета сомнительным новинкам. Культура объективная, не связанная с узковедомственными страстями.

Новожилов диву давался, слушая. «Объективная культура!» Лишь бы отыскать словечко позамысловатей. Бред, и больше ничего. Не объяснять же, что он выше местнических настроений. Все равно лесники переиначат. Им сам бог велел не видеть бревна в своем глазу и замечать сучок в чужом.