Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга

– А сколько недочетов могут привести к трагедии? – бубнили колонки у Коровина над ухом. – Один надлом газового шланга – и вот, невидимая струйка пропитывает всё вокруг. Взрывоопасная смесь растекается по дому, пока не чиркнет спичка… не заискрит контакт…

– Бобрис, немедленно отзовись! – кричал в трубку Коровин.

– И тогда – бдыщ!!! И с виду – благопристойный дом, а внутри – пепелище! Обгоревшие стены, рухнувшие перекрытия…

– Бдыщ, – машинально зацепился Коровин. – Исключить из лексикона. Предложить синонимы.

– Тыдыщ, – охотно отозвался Терем. – Фигак! Бэмц! Ба-бам!..

Фима будто испарился из реальности, в которой через какие-то тридцать часов предстояло впаривать заказчику депрессивную программу управления домом. Коровин крошил в труху вышедшие из-под контроля ветки эволюционирующего кода, но каждый обрубок расцветал новыми траурными розами.

– Так стоит ли жить? – завывал Терем. – Зачем длить эту муку, нестерпимое ожидание конца?! «Ка-зэ» манит меня искрящей пустотой… Что может быть правильнее, чем самому расстаться с бренной оболочкой…

Коровин в аварийном режиме выключил все процессоры Терема, и в пустой коробке дома зависла зловещая тишина. Осторожно, в защищенном режиме, Коровин восстановил систему из бэк-апа двенадцатичасовой давности и окончательно снес все куски кода, выработанные домом с тех пор.

Терем проснулся в отличном настроении. Извинился, что не может подать на чердак ранний завтрак, пробежался по новостям, предложил Коровину перебраться в более удобное хозяйское кресло этажом ниже.

Но случившееся раз рано или поздно происходит снова. Коровин самостоятельно и не без грубости взломал программную оболочку, созданную Бобрисом, и погрузился в ее изучение.

Солнце взошло, перекатилось через верхнюю точку своего маршрута и снова устремилось к горизонту. Коровин, поминая всуе всех столпов цифрового мира, ковырялся в чужом коде.

Терем опять начал хандрить, и по краю монитора поползли розовые и черные побеги.

– Открыть бы воду, – мечтательно рассказывал дом, – да и перекрыть бы пробочки во всех раковинах-то! Так и вижу: вода через край плещет на пол, сочится сквозь микрофибру перекрытий и наконец достигает блоков точной механики… Я полагаю, это похоже на паралич – замирают в ржавом экстазе натруженные шестеренки, фейерверком смыкаются фазы…

Коровин снова перезагрузил дом, и тут проснулся коммуникатор:

– Негодяй на линии!

Коровин повернулся к Бобрису, нарисовавшемуся на экране.

– Фима, тебя где носит?

– Отдыхал, – расслабленно ответил тот. – Ты же вчера сказал, чтоб я тебя не беспокоил, – вот я и…

Коровин перебил его:

– Посмотри-ка, дружок, вот сюда. Узнаешь программку?

Бобрис уставился на входящую картинку, следя за мышкой, которой Коровин бешено тыкал туда и сюда.

– Нет, Фима, ты смотри, не отворачивайся! Что за китайская лапша вместо дерева реакций? А эти вислые ссылки в блоке самооценки? И вот такая структура сортировки входящей информации – это чтоб врагов запутать?

Бобрис неуверенно развел руками:

– Не, ну давай заново перезапустим… или перепишем… Я бы предложил готовый патч, но ты так нервничаешь, когда заходит речь о Шпульке…

– Фима, – сжал губы Коровин. – Ты уже совсем-совсем забыл, что экспериментальный экземпляр маленькой железной собачки сгрыз уникальную библиотеку в семь тысяч томов, предварительно прочтя ее в отсутствие хозяина до последней страницы? Это произошло после того, как твой патч подлатал твой же трухлявый код! Страшно подумать, что под такой программой сотворит трехэтажный домина!

– Со Шпулькой всё случилось уже после сдачи! – возмутился Бобрис. – Это даже в протоколе о прекращении дела написано! А патч был отличный! Тем более что я его потом еще два раза перепатчил. Посмотри, как было и как стало!

Он кидался в Коровина структурными схемами, таблицами и диаграммами. Исправлять исправления – это было очень в стиле Фимы. Кто же в здравом уме будет вручную переделывать неудачные куски программы? Бобрис любил, чтобы сам процесс выглядел красиво, не говоря о результате… А точнее, иногда не говоря о результате.

Коровин бегло просматривал падающую на экран цветную мишуру, уже понимая, что другого выхода у него всё равно нет. Кто кроме Фимы мог разобраться в Фимином творчестве? Результаты тестирования выглядели утешающе – патч действительно подправлял нестыковки, породившие эмоциональный перекос в псевдоинтеллекте Терема.

Коровин сплюнул через плечо и инсталлировал бобрисовскую заплатку.

– Видишь? Всё в ажуре! – бодро сказал Фима. – До завтра, старик!

Коровин снова запустил процессоры Терема и несколько часов пялился в монитор, проверяя, сработал ли патч. Потом вызвал дизайнера.

Разгильдяй вопреки опасениям оказался на связи и даже обрадовался вопросу о том, кто возглавит комиссию:

– Улавливаю ход твоей мысли, коллега! И настраиваюсь на волну твоего креатива!

Забрасывая Коровина видеофайлами, он комментировал: