Модельер

В шоуруме каждый раз встречала его Юлия. Она приезжала сюда, как на работу: писала статьи, руководила отсюда специально нанятым заместителем главного редактора, которая, в свою очередь, руководила журналом. Когда Влад или Савелий были здесь, они могли слышать, как корчится в телефонной трубке этот заместитель, как она прерывисто дышит и молчит, сдерживая слёзы, под однообразной, болезненной пыткой фарфоровым Юлиным голосом.

— У меня тут появилась одна идейка… — говорил Влад, после чего просто не мог придумать, что бы ещё сделать с костюмами. Они казались идеальными. Нужно было иметь сердце вандала, сердце, которое нужно только для того, чтобы перекачивать кровь, и не для чего больше, чтобы снова всё сломать из-за какой-то не до конца оформившейся мелочи, которая не давала покоя Владу.

— Был бы я года на три старше и опытнее, — в сердцах говорил он Юле, — Я бы нашёл, что поменять.

Женщина молчала.

— Это хорошо, — говорил Савелий. — Он старается. Помнишь, всего как полтора года назад он разбрасывал едва готовые вещи направо и налево, а из эскизов делал самолётики?

— Самолётики, — задумчиво повторила Юлия.

Она была всё той же стеклянной и хрупкой, со звенящим в как будто полых недрах её тела голосом, резонирующим, как в мегафоне, и, как положено стеклянной фигуре, мало на что реагировала должным образом. Разве что на бездеятельное молчание. Ты молчишь, и она молчит.

Рустам, как и обещал, хорошенько поработал над заготовками напильником и шкуркой. Все они теперь замыкали круг по стенам зала — двадцать четыре работы, двадцать один женский костюм и три мужских. Стол пришлось сдвинуть на центр комнаты, туда же отправились и стулья для посетителей. Компьютер, телефон, настольная лампа, какой-то блокнот и канцелярские принадлежности — Юля была на редкость консервативна в маленьких радостях, которые обычно находят себе место у женщин-руководителей. И вообще у всех женщин, буде у них заведется стол. Исключение составляла кожура от семечек, которые Юля полюбила грызть во время работы — в мусорном ведре в конце дня скапливалось до четырёх больших пачек со вспоротыми животами и оторванными головами, а кожурки на столе очень органично сочетались с атмосферой. Савелий демократично жал плечами: «Некоторые курят…». Юлия, конечно, курить не бросала, но семечки в списке маленьких её слабостей были явно впереди всех остальных. Чайник, чашки, стопки журналов отправились жить в подсобку. На стенах красовалось по плазменной панели, над головой — массивная чёрная люстра, которую Юлия выбирала, наверное, сообразно своему нынешнему настроению. Настроению, как будто одной ногой она уже застряла в болоте и с удовольствием ступила бы туда же второй, но вот незадача — первая не даёт достаточно на неё опереться.

Паутина трещин на витринном стекле в солнечные дни расчерчивает всё вокруг концентрическими кругами и ломаными линиями, набрасывающими вуаль загадки на лица манекенов. Рядом с дверью повесили скромную чёрную вывеску: «шоурум, время работы: по предварительной договорённости», и им звонили чуть ли не по три раза в день, узнать, можно ли снять зал для танцев, когда они поменяют стекло, платят ли они аренду, и просто так — полюбопытствовать. Как сказал Савелий, более броского оформления фасада придумать нельзя: глаз уже изрядно замылен к наигранному восторгу и ярким краскам реклам, зато отделанные чёрным мрамором козырьки, отсутствие внятной вывески, затемнённые стёкла и стеклопакет, разбитый — складывалось впечатление — не просто так, а с умыслом, заставляли прохожих останавливаться и даже пробовать носками ботинок на ощупь ступени крыльца, а руками — холодные витые перила.

Входя, Савелий выкладывал на стол одну и ту же шутку. Вариации у неё могли быть самые разные, но суть всегда оставалась одной. Он приобнимал Юлю за плечи и говорил:

— Хочешь, расскажу тебе страшную историю? Я, кстати говоря, её главный герой.

Юлия говорила «нет», но он всё равно продолжал:

— Захожу я, значит, в шоурум, и вижу — куклы! В странных и страшных одеждах. Откровенно говоря, сейчас уже не такие страшные и странные, как те, из подвала, но всё равно, очень и очень атмосферные. То, что нужно, в общем. Так вот, вхожу я, и замечаю: манекенов-то на один больше. Один из них вдруг раз — и шевелится. Жуть какая, верно? Ты бы испугалась?

Он зажигает ей настольную лампу, ухмыляясь, спрашивает: «так лучше видно буковки, верно?»