Модельер

Репортёрши все одновременно бросились за своими операторами. Эти люди-машины, будто пришедшие из будущего, того, которое рисовали в шестидесятых писатели-фантасты, начали свой разворот — медлительный и важный. Они не успеют. Сейчас, со стола, шагнуть на спинку вот этого стула, потом — не потерять бы равновесие — того, потом плечи вот этого низенького, коренастого мужчины с бородой и в пиджаке, который стоит, вооружённый коктейлем, послужат опорой для его, Влада, ног. Хорошо бы успеть разуться, а то мужчина может и разобидится. Кто он такой, кстати? Широкая, как бочка, грудь, о край носового платка, торчащего из кармана, кажется, можно порезаться… Потом — повалить одну из кукол, крайнюю ко входу, и по ней, как по мостику, сбежать наружу. Никто не успеет ничего понять, Влад будет на другом конце улицы, когда, наконец, операторы закончат свои позаимствованные у неуклюжих военных кораблей манёвры. Возле стола осталась только одна женщина, она бросила микрофон себе под ноги: тот безвольно повис, запутавшийся в проводах. Посмотрела вверх, где болезненно пульсировали красноватые лампочки на люстре. Кажется, она искренне недоумевала, почему Влад ещё не раскачивается на этой люстре, как Тарзан, и не метит живым снарядом в окно. Владу осталось только хмыкнуть: как ему самому не пришла в голову такая идея?..

Влад опустился на корточки.

— Ну, и что?

Девушка затараторила:

— Я понимаю, что вам всё это нахрен не сдалось. Вы, наверное, такой человек, который ценит только своё время, но позвольте один вопрос. Зачем? Зачем же? Чего вы хотите, чтобы этот мир менялся сообразно вашей воле? Чтобы менялись люди? Вы видите нас всех уродцами, и хотите сделать ещё более уродливыми. Вы…

Она задохнулась: как будто слова и в самом деле обладали массой и, пролетев немного вверх и достигнув ушей Влада, падали обратно. Влад глядел вниз, женщина часто и крупно глотала. Миниатюрная, тёмненькая, растрёпанная, она выглядела так, будто чтобы получить шанс быть приглашённой на это мероприятие, пускала в ход когти, зубы и кулаки. Владу нравились выразительные люди. В конце концов, именно для них он и работал.

— Свяжитесь с моей пресс-службой. Я устрою вам интервью, — сказал он, спрыгивая со стола.

Времени, пока развернут камеры, как раз хватило, чтобы не торопясь выйти наружу. Влад обогнул пузатого мужчину, выражение лица которого, казалось, стало чуть более задумчивым, а борода выросла ещё на какие-то микрометры, и даже сказал ему: «извините».

Остаток дня Влад пытался освободить ноздри от приторного запаха сигарет: вишнёвых, с ароматом ликёра, и даже, похоже, апельсина. Все обонятельные краски жизни, которые никак не сочетались и с обстановкой, и с мировоззрением Влада. Наверное, поэтому ни один его костюм ещё ничем не пах. Глаза ты можешь закрыть, а вот не чувствовать запах по доброй воле ты не можешь. Это уже навязчивость. Это первый шаг, который малолетний деспот делает на пути к трону, первая кровь, которая призвана стать красной ковровой дорожкой. «Обойдусь как-нибудь без этого», — решил для себя Влад.

Привезённую из Африки мазь Влад после долгих раздумий оставил для личного пользования. Приоткрывая крышку спичечного коробка, он погружался в океан ностальгии, даже сны его становились спокойными и мягкими, но никто не может поручиться, что этот же самый запах не вызовет у кого-то рвотных позывов.

Кажется, задуманное Юлей мероприятие прошло сносно. Влад решил воздерживаться от оценок: за него отлично справятся друзья. Рустам выглядел так, будто с плеч рухнула огромная гора, громогласно зазывал всех пойти пить пиво, его приглашение с удовольствием принял Савелий. Вдвоём, силой своего совокупного обаяния, они бы, конечно, заарканили Влада, но он уже исчез. Юлия, оставшись единственной распорядительницей вечера, заполняла хрустальный аквариум с золотистыми рыбками пригодной для жизни водой, то есть мартини пополам с вином и шампанским. Мужчины полагали, что ей это вполне удастся, а сами предпочли расслабленный вечер в баре за углом, или — в случае Влада, — медитирование на потолок в ванной.

По итогам этого вечера у Юли были для Влада новости. Сказать их она долго собралась с духом, но по тому, как отражался в гранях её лица свет, по фарфоровому звону где-то в животе, даже Влад чувствовал, что что-то поменялось со дня презентации.

— Я сделала без твоего ведома одну вещь, — сказала она наконец.

Один из длинных дней в компании своего подопечного, плавно ниспадающих в вечер. Вечера у Влада всегда казались одинаковыми: он проектировал их заранее, продумывая до мелочей даже положение своего тела на стуле. Каждый раз по-разному распределялись скрипы и почти бессознательные движения, но каждый раз Юлия думала, что если бы не её пристрастность, легко было бы не заметить разницу между тем днём и этим. Когда он ничего не рисовал или не рылся в своих коробках с мусором, он сидел, сгорбившись, за столом, перебирая, точно чётки, какие-то мысли.