Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Немногие знали о Бэконе больше, чем можно было узнать, глядя на репродукцию «Распятия» в книге «Искусство сегодня». Но и она производила впечатление. Джону Ричардсону, который впоследствии стал биографом Пикассо, было тогда двадцать с небольшим, и он увлекался современным искусством. Он и его друзья «поклонялись этой иллюстрации», но «никто из нас не мог выяснить, кто такой Фрэнсис Бэкон». В конце концов, однажды вечером Ричардсон случайно заметил «довольно молодого человека со светлым лицом», входившего в дом напротив дома его матери на Саус-террас, справа от Турлоу-сквер в Кенсингтоне. Оказалось, что это и был тот таинственный человек, Фрэнсис Бэкон, который нес свои холсты из студии на Кромвель-плейс в дом своей кузины Дайаны Уотсон. По тому, что Ричардсон сумел разглядеть на этих полотнах, он решил, что их написал автор Распятия. Он представился, и вскоре они с Бэконом стали друзьями.

Эта история важна – она показывает, насколько постепенным, даже в середине сороковых, было появление Бэкона. Судя по описанию висевших на выставке Трех этюдов к фигурам у подножия распятия, сделанному Джоном Расселом, и реакции тех, кто видел картину, работа должна была оказать огромное влияние. На самом же деле многие – даже те, кто внимательно следил за последними тенденциями в живописи, включая Ричардсона и людей его круга – умудрились не заметить ее.

Именно Картина 1946 по-настоящему обозначила появление Бэкона – по большей части потому, что произвела впечатление на Грэма Сазерленда. Люсьен Фрейд был не единственным, кому он предложил познакомиться с Бэконом. В 1944 году студию Бэкона посетил Кеннет Кларк в сопровождении Сазерленда и поначалу был обескуражен. Посмотрев работы Бэкона, он заметил: «Да, интересно. В какое удивительное время мы живем» – и ушел. «Видите! Вы окружены идиотами! – взорвался Бэкон. Впоследствии Кларк в разговоре с Сазерлендом вынес свой вердикт: «Нас с вами может оказаться всего лишь двое, но всё же мы будем правы, считая, что Фрэнсис Бэкон гениален».

Другим посетителем мастерской на Кромвель-плейс была Эрика Браузен, эмигрантка из Германии, арт-дилер. Оставив родину в начале тридцатых годов, Эрика осела в Париже, где общалась с Альберто Джакометти и Жоаном Миро, затем перебралась в Лондон. Финансируемая богатым коллекционером Артуром Джеффресом, она задумала открыть собственную галерею. Ей так понравилась Картина 1946, что она приобрела ее за 200 фунтов: в то время – крупная сумма для почти безвестного художника. Два года спустя она продала ее Альфреду Г. Барру для Музея современного искусства в Нью-Йорке.

Таким образом, как выражаются игроки, Бэкон сорвал банк. За один бросок костей он вышел из тени, его работа стала частью величайшей коллекции современного искусства. Но реакция Бэкона на первую продажу была характерной для него. Вскоре после этого, в конце 1946 года, он отправился на Французскую Ривьеру. За два года он не написал ни одной картины – во всяком случае, сохранившейся. Ненадолго появившись в лондонском художественном мире, Бэкон исчез снова.

Глава 3. Юстон-роуд в Камберуэлле

Люди полагают, что для художников очень важно иметь цель. На самом деле жизненно важно иметь начало. Цель вы обнаружите в процессе работы. Вы ее найдете.

Бриджет Райли, 2002

Осенью 1945 года в Камберуэллской школе искусств в Южном Лондоне собралось столько будущих художников, что пришлось пустить дополнительные автобусы от Камберуэлл-Грин. Новое лейбористское правительство приняло меры против «пяти великих зол», перечисленных в докладе Бевериджа в 1942 году: «НУЖДА, БОЛЕЗНИ, НЕВЕЖЕСТВО, НИЩЕТА, БЕЗРАБОТИЦА» (всё – прописными буквами). Немало людей ощущали, что, несмотря на послевоенную разруху, положение улучшается, и очень многие обратились к искусству.

До войны в школе обучалось восемьсот-девятьсот студентов. Теперь их было около трех тысяч, в том числе много бывших военнослужащих – таких как Терри Фрост, освобожденный из Stalag 383, демобилизованный из гренадерского гвардейского полка Хамфри Литтлтон и сражавшийся на Дальнем Востоке Генри Манди. По распоряжению Министерства образования, вспоминает директор школы Уильям Джонстоун, следовало «принять как можно больше военнослужащих и сделать так, чтобы они были спокойны и довольны», поскольку новое правительство стремилось избежать «разочарованности наподобие той, что наступила после Первой мировой войны»[29]. Фрост, оставивший школу в четырнадцать лет и занимавшийся бесперспективной работой в родном Уэст-Мидлендсе, испытал благотворное воздействие этого нового духа демократических возможностей, открывшихся после 1945 года: