Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Созванную в марте 1907 года вторую Думу постигла та же участь; всего лишь через три месяца заседаний царь ее распустил. В статье для «The World Today» Харпер перечислил новые ужесточения – например, лишение избирательных прав рабочих, и новые ограничения на дебаты в Думе, – а затем предсказал (очень точно) растущее раздражение самодержавием. Но даже здесь он нашел много поводов для радости: в первую очередь появление Конституционно-демократической партии (кадетов), быстрый взлет которой затмил падение самой Думы [Harper 1907b: 696]. Новые ограничения на избирательное право, введенные после роспуска второй Думы, не оставляли места для оптимизма; возможно, по этой причине Харпер решил написать об этом в экзегетическом, а не аналитическом ключе [Harper 1908c]. Рассуждая в русле диалектического материализма, Харпер даже смог сохранить хороший настрой в период все более реакционной политики 1907 и 1908 годов. Такая политика, писал он, усилит ощущение того, что необходимы более фундаментальные изменения [Harper 1908a: 156; Harper 1908b: 9802]. Харпер оставался оптимистом и, ссылаясь на зародышевую теорию демократии, столь влиятельную в американской политической науке XIX века, утверждал, что «Россия обладает <…> живым зародышем всей политической эволюции». В то время как большинство пишущих в этом ключе американских ученых искали корни американской демократии в германских крестьянских общинах, сформировавшихся в туманных тевтонских лесах, Харпер предложил славянский вариант этого довода [Harper 1910: 163; Ross 1984: 919–926].

Харпер редко откровенно высказывался о том, на чем основаны его большие надежды на Россию – возможно, потому что эти основания были крайне незначительными. В отличие от Уайта и других консерваторов, он утверждал, что некоторые врожденные качества русских могут способствовать процветанию демократии. Но он также отличался от русских либералов, таких как Милюков. В то время как этот русский интеллектуал отстаивал демократию в универсалистском понимании, Харпер придерживался своих партикуляристских взглядов: демократия в России возникнет из ее собственных уникальных черт.

Оптимизм Харпера также отличался от оптимизма его политических союзников. Если Милюков полагал, что в конечном итоге рациональные действия приведут к установлению политического либерализма, то Харпер свои надежды на русскую демократию основывал на собственном понимании национального характера. Давно считая, что русскими правят эмоции и импульсы, а не разум, Харпер верил в демократический инстинкт русских. Его надежды на либеральную демократию в России подпитывались желанием крестьян, выраженным лишь в виде «полубессознательных идей», установить новый политический порядок [Harper 1907a: 1116]. Таким образом, либеральные представления о новой России основывались на побуждениях инстинкта, а не на преднамеренных действиях. Даже будучи неспособны к разумным и сознательным действиям, либералы-крестьяне инстинктивно тянулись к демократии. В отличие от консерваторов, которые видели в русских крестьянах величайшее препятствие на пути прогресса России, либералы возлагали на них свои надежды.

Крестьян считали центральным элементом будущего России не только либералы, но и многие американские радикалы. Трое самопровозглашенных «джентльменов-социалистов», Уильям Инглиш Уоллинг, Артур Буллард и Эрнест Пул, своими глазами наблюдали важнейшие события неудавшейся революции. Также именно они в значительной степени освещали происходящее с места событий для американских журналов [Thompson, Hart 1970: 37]. Эта группа состоятельных и хорошо воспитанных радикалов различалась по стилю своих репортажей, но все трое сходились на одной мысли – надежде о будущем Российской империи, которую все они возлагали на крестьянство. Они были безнадежно пристрастны и отличались любительским подходом к России, потому как полагались на свой личный опыт, а не на тщательное исследование. Интерес этой троицы к России пробудила Революция 1905 года.

Подобно славянофилам 60 годами ранее и эсерам той эпохи, эти американские социалисты отводили главную роль в определении политического и экономического будущего России крестьянину. Аналогичным образом они хотели, чтобы Россия воспользовалась своей отсталостью, найдя путь к развитому социализму, который не проходил бы через промышленный капитализм. Эти взгляды, хотя они ни в коем случае не доминировали среди американских интеллектуалов, тем не менее составляли важный элемент научных представлений в годы, предшествовавшие Первой мировой войне.