Растущий идеологический пыл начала 1950-х годов сделал такие доводы, как у де Кюстина – а вместе с ним Кеннана, Смита и Чемберлина, – историческими диковинками. Понимание советской угрозы в 1950-х годах требовало новейших инструментов общественной науки, которая посвятила себя адаптации универсальных теорий социальной структуры, политической идеологии и экономического производства к Советскому Союзу. Идеи одного немецкого универсалиста, Макса Вебера, стали необходимыми для изучения режима, видящего свои истоки в трудах другого немецкого универсалиста, Карла Маркса. Поворот американской академии к Веберу в послевоенные годы, конечно, вышел далеко за рамки изучения СССР. Но особенно поразительно это было в сфере изучения России из-за ее давней традиции партикуляризма.
Тем не менее, если этот универсализм и предложил возможности для освобождения – момент, который часто забывают в сегодняшнюю эпоху идентичности, – ему также сопутствовали существенные недостатки. Представление о том, что все люди и народы способны на великие достижения, не предоставляет достаточно возможности для изучения исторических различий и в конечном счете самой истории. Независимо от того, опирались ли ученые на психологические концепции, подобные тем, которые Мид и Лейтс приняли в конце 1940-х годов, или на идеологию (как Робинсон), или на модернизацию (как Блэк), они уделяли меньше внимания роли истории в формировании современных обществ.
К началу 1950-х годов представление о Советском Союзе как о главе российской истории больше не занимало центральное место в американской мысли. Те, кто отстаивал специфичность русских способов поведения и социальной организации, сами стали диковинами в эпоху универсализма. Исчезли ловушки партикуляризма, особенно отсылки к национальному характеру, которые преуменьшали перспективы прогресса России и даже ценность русской жизни. Однако недавно появился целый ряд новых ловушек, основанных на убеждении, с мощной смесью послевоенного оптимизма и уверенности в общественных науках, в том, что единый набор теорий может объяснить разнообразие мира.
Источники
В процессе превращения громоздкой диссертации в чуть менее громоздкую книгу я сделал значительные, даже радикальные сокращения в примечаниях. Если вам интересно взглянуть на дополнительные ссылки, то вы можете найти их в первоначальном документе: «Америка, Россия и романтика экономического развития» [Engerman 1998]. Здесь я хотел бы перечислить ряд работ, значение которых для развития моих взглядов не вполне отражено в этих урезанных примечаниях.
Крайне полезны оказались предыдущие научные исследования историков об американских представлениях о России. Также ценность представляет исследование первых лет советской власти Питера Файлина: «Американцы и советский эксперимент, 1917–1933» [Filene 1966]. Статья Эдуарда Марка о 1930-х и 1940-х годах удивительна в своей широте и содержательности: «Октябрь или термидор? Интерпретации сталинизма и восприятия советской внешней политики в США, 1927–1947» [Mark 1989]; обзор последующих лет см. в работе Дэвида Фоглесонга «Корни “Освобождения”: американские образы будущего России в ранний период холодной войны, 1948–53» [Foglesong 1999]. Роберт Ф. Бирнс, выдающийся историк, изучающий Советский Союз, также предпринял множество экскурсов в историю советологии, собранных в книгу «История русских и восточноевропейских исследований в Соединенных Штатах: избранные эссе» [Byrnes 1994]. Первая книга Кристофера Лэша крайне проницательна и наводит на размышления: «Американские либералы и Русская революция» [Lasch 1962].
Литературы по европейским представлениям о России существует больше, и она более развита. Самая недавняя работа – энциклопедический труд Мартина Малиа «Россия под взглядом Запада: от Медного всадника до Мавзолея Ленина» [Malia 1999]; в первых разделах этой книги можно найти особенно много блестящих идей и острых фраз. Эстер Кингстон-Манн исходит из совсем другой точки зрения, и в своей книге она сосредоточила внимание на передаче экономических идей: «В поисках настоящего Запада: культура, экономика и проблемы развития России» [Kingston-Mann 1999]. Книга Ларри Вульфа о взглядах эпохи Просвещения на Россию была особенно важна для развития моих взглядов; она появилось как раз в тот момент, когда я приступил к исследованию для моей диссертации: «Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации эпохи Просвещения» [Вульф 2003].