Модификации романной формы в прозе Запада второй половины ХХ столетия

В поэтике описания Турнье сказалось его страстное увлечение фотографией, приемы которой органично вплетены в литературно-художественную структуру пейзажных зарисовок. Собственно, на поэтике фотографии основано воспроизведение поразившей Робинзона простершейся перед ним лунной ночью равнины, когда «он замер, потрясенный величавым покоем пейзажа» (201). Эта картина — моментальный фотографический снимок «общим планом». Переход от «потрясения» Робинзона к описанию равнины отмечен резким эмоциональным остранением. В пейзаже субъективное его восприятие сводится к движению бесстрастного взгляда Робинзона (автора?), фиксирующего каждый предметный момент ландшафта. В словесном рисунке Турнье он лишен привнесенной поэтизации. Экспрессия (как в живописи, так и в фотографии) при пейзажном подходе к воспроизведению «в большей мере зависит от… композиционного ансамбля», поскольку «предмет демонстрирует те характеристики, которые необходимы ансамблю»[326].

Слово в пейзаже Турнье создает колоритное единство множества визуальных форм и звуков, запахов, свето-цветовых эффектов. И одновременно ландшафт Турнье, как фотопейзаж, с его предметным пространством, а также «линейным и тональными ритмами» «образен в первую очередь благодаря пространственной ритмике»[327]: «Перед ним до самого горизонта простиралась равнина с шелковистой травой, мягко волновавшейся под нежным дуновением бриза. На западе стоя дремали тростники, ощетинившиеся, словно копья пехотинцев; в их зарослях пронзительно и размеренно квакали лягушки-древесницы. Белая сова на лету задела Робинзона крылом и села на ближайший кипарис, обратив к человеку слепой лик сомнамбулы. Душистый аромат возвестил о близости розовой ложбины; на ее пригорках поблескивали пятнышки лунного света» (201)[328].

Описание, основополагающее свойство поэтики романа Турнье, проявляется на двух уровнях его структуры — литературном и языковом. И на каждом из них (и в их единстве) реализуется сложившаяся в реалистическом творчестве прошлого столетия традиция «объясняющей литературы». Так определяет ее Л.Я. Гинзбург, теоретически осмысливая своеобразие французского реализма XIX века: «Наблюдением (описанием) и анализом он рационалистически обрабатывал модели действительности, прилагая к ним критерии господствующего позитивизма. Он создал литературу объяснения. Столь важное для него описание тоже было объясняющим, поскольку оно выявляло причинные связи человека со средой»[329]. В этих правилах выдержано множество характерных описаний поведения, отдельных поступков и трудовых дел Робинзона. Таковы картины строительства «Избавления», на котором Робинзон надеется вернуться к людям, обработки зерна, ремесленнического конструирования водяных часов. Эти описания самообъясняющие, в них самих, в материи описываемого, в их свойствах заложена мотивировка вызываемых следствий — отношения к ним, обращения с ними, поведения героя. А манера их описательного воспроизведения — авторская логика описания, запечатленная в сочленении фраз и их отдельных отрезков; слова, адекватные действию, предмету и их свойствам — оформляет самомотивированность, выявляет причинно-следственные моменты. Подобным слогом описывает Турнье и открытый Робинзоном «способ получения чего-то вроде сахара»: «Робинзон добывал этот сахар из ствола пальмы определенной разновидности: ее ствол утолщался не у корня или вершины, а в середине, она давала необыкновенно сладкий сок. Срубив одно из таких деревьев, Робинзон отсек листья, венчающие ствол, и из их среза тут же начала сочиться густая сахаристая жидкость. Она выделялась на протяжении многих месяцев, нужно было только регулярно делать новые срезы, так как поры дерева довольно быстро закрывались» (85—86).