Модные увлечения блистательного Петербурга. Кумиры. Рекорды. Курьезы

По паспорту Фосс значился потомственным почетным гражданином Григорием Николаевым. А его визитные карточки гласили: «Легендарный атлет, золотая душа, потомственный дворянин Саратовской губернии де-Фосс». Впрочем, на заре своей карьеры Фосс представлял себя как «чемпиона-атлета из Штеттина».

Его гастроли нередко сопровождались скандалами, организованными. с рекламными целями. Чаще всего, приехав в город, он отправлялся в вокзальный ресторан, где публично заказывал и съедал сразу десять обедов. Выйдя из ресторана, он садился в специально подготовленную извозчичью пролетку, буквально разламывавшуюся под его тяжестью, а перед началом состязаний специально для «силача Фосса» на арену выносили большое блюдо с целым жареным поросенком и четвертью водки, что (не без некоторых цирковых уловок) тут же поглощалось «на глазах у изумленной публики».

Классический пример представляет история, запечатлевшаяся в октябре 1909 г. на страницах газеты «Волжское слово». Вот что в ней говорилось: «Поволжская „знаменитость”, известный своими скандалами и обжорством борец Фосс посетил Самару. Фосс приехал в Самару из Сызрани и остановился в номерах Барсукова на Набережной улице. Пробыв там только два дня, Фосс произвел полный разгром в номерах. Все, что попадалось Фоссу в руки, он рвал и ломал и в заключение как трофей победы увез с собой скатерть, наматрацник и салфетку. Убытку Барсукову Фосс причинил более чем на 48 рублей, причем одной посуды разбил на 10 рублей».

Спустя два года, в сентябре 1911 г., подобная история повторилась в Сызрани, куда Фосс приехал и поселился на вокзале. «Своим поведением великан-скандалист наводит страх на публику: целый день пьет, ест за пятерых, ни копейки не платит, – сообщала газета „Русское слово”. – Толпа любопытных окружает вокзал. Зал первого класса, где засел Фосс, оцеплен полицией».

Появление Фосса летом 1913 г. в Петербурге, как уже говорилось выше, закончилось тем, что его под конвоем городовых препроводили в психиатрическую лечебницу, где поместили в отделение для буйных. Силач называл себя то графом де-Лашфором, то Петром Великим и утверждал, что пал жертвой газет, затравивших его. «Я знаю: я не на кладбище, а в больнице по нервным болезням, но лечиться не буду», – заявлял Фосс. Вместе с тем нахождение в доме для умалишенных нисколько не повлияло на знаменитый аппетит Эмиля Фосса. Он съедал за день по десять тарелок супа, столько же тарелок рагу, выпивал целый чан киселя и не меньше двадцати стаканов чая.

По всей видимости, надолго в больнице он не задержался. Дмитрий Сергеевич Лихачев, вспоминая свои детские впечатления о путешествии по Волге в 1914 г., припоминал «бывшего борца Фосса», которого обычно видели летом в волжских краях. «Был он огромного роста и необыкновенной толщины, – вспоминал Дмитрий Лихачев. – Говорили, что он под рубашку подвязывал себе подушку, чтобы казаться еще толще. Хвастался он дружбой с кем-то из великих князей и поэтому считал себя вправе ни за что не платить. Во время обедов он съедал множество всего. Фосс сел к нам на пароход вечером в Нижнем. Пассажиры встревожились: будет скандал. А шутники пугали: „Съест все, и ресторан закроют”. Капитан знал, однако, как бороться с Фоссом. Отказать Фоссу заказывать блюда было нельзя. Капитан шел на расход. Но когда Фосс отказался платить, ему предложили сойти с парохода. Фосс упрямился. Тогда собрали всех матросов, и они, подпирая Фосса с обоих боков, выдавливали его. Мы с верхней палубы следили за тем, как выставляли Фосса. Он долго стоял на пристани и сыпал угрозами».

Одним словом, даже после окончания спортивной карьеры Фосса публика не забывала о нем, поскольку своеобразные его «выступления» в ресторанах и трактирах не прекращались, только теперь уже скандалы оказывались отнюдь не рекламными. А анекдоты о прожорливости «силача Фосса» были популярны еще долгое время.

Как стать Аполлоном

Повальное увлечение публики борцами-тяжелоатлетами стало приводить к необычному для России явлению – культу тела. «Временами начинает казаться, что мы, петербуржцы, в сущности не петербуржцы, а сильные духом и телом „древние”, а наша столица, горделиво вознесшаяся из топи и блат, – „счастливая Греция”», – иронично замечал один из питерских фельетонистов в начале XX в.

Что же дало повод произнести столь витиеватый пассаж? А вот что: в ноябре 1911 г. в Петербурге открылось заведение, ставшее для горожан почти что сенсацией. Это было нечто вроде «Института мужской красоты». Официально оно называлось «High life’s hall for physical culture», или «Институт красоты и культуры человеческого тела».

В самом стремлении к красоте, конечно, нет ничего сенсационного: в столице в то время существовало немало «кабинетов de Beaute», но все они предназначались исключительно для дам. Чтобы мужчины озаботились своей красотой – это было что-то новое.