Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

К концу 1980-х стало очевидно, что Кэмденский рынок скатывается к этому состоянию загруженности, небезопасности и замусоренности, которым будет обязан своей дурной репутацией в 1990-х годах. В статье в журнале i-D за октябрь 1989 года поп-звезда и клубный завсегдатай Воган Тулуз подробно описал рынок времен упадка. Его посещала пестрая толпа из туристов со всего света с рюкзаками наперевес, как, например, «Натали и Карин, приехавшие из Брюсселя», которые «регулярно приезжали в Лондон затем, чтобы пополнить свой гардероб готической одежды, что в Бельгии было трудно сделать», и преданные завсегдатаи вроде Эдди, горевавшего, что рынок «стал похож на креативное кладбище. Многие из тех, кто годами держал здесь прилавок, съезжают из-за высокой аренды, а вместо них открываются коммерческие магазины CCC и Office Shoes. <…> Здесь становится как в Ковент-Гардене». Торговцы рынка разделяли мнение Эдди: неправильная политика владельцев недвижимости и органов власти ослабляла рыночный фронт, развернутый против однообразия сетевых магазинов. Тулуз взял интервью у Линды, державшей прилавок с подержанной одеждой из 1960-х, аксессуарами из 1950-х и китчевыми безделушками в бывшем здании конюшни:

Тревожнее всего то, что Кэмден Лок продан застройщикам – мы все понимаем, что это значит. Они хотят построить тут маленькие цветастые магазинчики, куда можно забрести из Хэмпстеда. Совету не нравится публика, которую привлекает рынок.

Мелкие предприниматели, торговавшие своими поделками в Electric Ballroom, тоже отметили, как усреднились вкусы покупателей, – а ведь именно их специфичность когда-то стала одной из главных причин возникновения рынка. Тори, поставлявший футболки, толстовки и нижнее белье собственного производства в вест-эндские бутики Bazaar и Jones, держал здесь точку под названием Ravish Me. Он отмечал: «Рынок все время изменяется. Сейчас большая часть покупателей – туристы, и они не так много берут. <…> В прошлом здесь было прекрасно, но, кажется, многие торговцы со стоящими товарами съехали – рынок живет за счет своей репутации». Фиона, торговавшая одеждой для студентов, соглашалась, что любая попытка заработать на уникальной атмосфере рынка приведет к тому, что «он превратится в место для яппи и отсюда уйдет творчество. Это одно из немногих мест в городе, где молодежь может недорого принарядиться». А «Большой Найджел», в чьей характеристике собственной деятельности – «торгую футболками, наволочками и товарами для детей с Бэтменом и Базукой Джо» – проскальзывала ирония, дал удивительно точный прогноз относительно будущего рынка: «Когда-то было больше творчества. <…> Теперь это похоже на каталог товаров почтой»[494].

Кэмден и энергия творчества

Одновременно с Тулузом свое исследование культуры Кэмденского рынка проводила социолог Анджела Макробби. Вместо того чтобы фиксировать процесс захвата Кэмдена корпорациями, Макробби решила показать, что рынок по-прежнему остается пространством, где генерируются новые модные идеи. Она обращала внимание на пестроту толпы, наслаждавшейся расслабленной атмосферой выходного дня. «Здесь нужно неторопливо прогуливаться и смотреть по сторонам, взять что-нибудь в руки и изучить, прежде чем поставить обратно. В толпе оказываются рядом школьницы и обкуренные панки, бывшие хиппи околачиваются возле прилавков с персидскими коврами… пока предприниматели помоложе сбиваются с ног, чтобы заключить быструю сделку»[495]. В контексте экономической и медийной революции 1980-х годов Кэмден выполняет роль одновременно симптома и альтернативы философии свободного рынка. Рыночная толпа, одержимая вопросами стиля, представляла хороший пример этого постмодернистского потребительского поворота к тому, чтобы находить смысл и полноту существования в изменчивой поверхностности моды. Как отмечает Макробби, «подростки идут на рынок, чтобы на других посмотреть и себя показать, в первую очередь потому, что определенный стиль лучше смотрится на человеке… нежели на манекене в витрине. Здесь они могут увидеть, как различные предметы одежды сочетаются друг с другом и складываются в целостный образ»[496].