- Давай споем, - сказала Мэри. - "Эру Водолея", - решила она. - "Пятое измерение" помнишь? - Но Барабанщик, конечно, не помнил. Она запела песню голосом, который мог быть приятным в дни ее юности, но теперь охрип и не мог держать мелодию. "Если ты едешь в Сан-Франциско", - сказала она: еще одно название песни, но она не могла припомнить имени исполнителя. Она запела и ее, но помнила только кусок насчет того, чтобы ехать в Сан-Франциско с цветами в волосах, и она пропела этот куплет несколько раз и бросила.
Снег бил в ветровое стекло, и "чероки" весь дрожал. Снежинки ударялись в стекло и прилипали к нему, большие и сплетенные швейцарским кружевом, потом дворники с трудом их сметали и на их место ложились новые.
- "Горячие летние забавы", - сказала Мэри. - "Слай и фамильный камень". Вот только она не знала слов этой песни и могла только мурлыкать мелодию. "Экспресс Марракеш". Кроссби, Стиллс и Неш. - Эту песню она знала почти целиком, это была одна из любимых у Лорда Джека.
- "Зажги мой костер", - сказал мужчина на заднем сиденье голосом бархатным и нежным.
Мэри поглядела в зеркало заднего вида и увидела его лицо и часть собственного. У нее кожа поблескивала от горячечного пота. У него была белой, как резной лед.
- "Зажги мой костер", - повторил Бог. Его темные волосы спадали густой гривой, лицо вылеплено тенями. - Спой это со мной.
Ее трясло. Обогреватель разрывался, она была полна жара, но ее трясло. Бог выглядел точно так, как тогда в Голливуде, когда она видела его совсем близко. От него пахло призрачными ароматами травки и клубничного благовония - как экзотические и забытые духи.
Он запел, сидя на заднем сиденье "чероки", и снег лупил по стеклам, и Мэри Террор стискивала руль.
Она слушала его полустон-полурычание и через некоторое время присоединилась к нему. Они спели вместе "Зажги мой костер", его голос жесткий и вибрирующий, ее - ищущий утраченную мелодию. А когда дошло до слов о том, чтобы поджечь ночь, Мэри увидела ударившие в ветровое стекло красные языки пламени. Нет, не языки пламени: стоп-сигналы. Грузовик. Его водитель давил на тормоза прямо перед ней.
Она вывернула руль вправо и почувствовала, что колеса не слушаются. "Чероки" скользил прямо в хвост трейлерного прицепа. Она придушенно вскрикнула, а Бог продолжал петь, "Чероки" дернулся - колеса вцепились в дорогу. Она выехала на правую обочину и избежала столкновения с грузовиком где-то фута на два. Может быть, она орала - этого она не помнила, но Барабанщик проснулся и пронзительно заплакал.
Мэри поставила машину на ручной тормоз, взяла Барабанщика на руки и прижала к себе. Песня прекратилась. Бога больше не было на заднем сиденье, он ее покинул. Грузовик ехал дальше, а в сотне ярдов впереди мигали синие огни, и в задувающем снегу стояли фигуры. Еще одна авария впереди - две машины, слиплись, как спаривающиеся тараканы.
- Все в порядке, - сказала Мэри, укачивая ребенка. - Все в порядке, тише, тише, тише. - Он не переставал, теперь он орал и икал одновременно. - Тише, тише, - шептала она. Она вся пылала, нога опять разболелась и нервы расходились. Он продолжал плакать, его лицо сморщилось от гнева. - ЗАТКНИСЬ! крикнула Мэри. - ЗАТКНИСЬ, Я СКАЗАЛА! - Она потрясла его, вытряхивая из него весь крик. Его дыхание сорвалось, он стал икать, а рот открылся, но ничего из него не выходило. Мэри пронзила молния страха, она прижала Барабанщика к плечу и хлопнула по спинке. - Дыши! - сказала она. - Дыши! Дыши, черт тебя подери!
Он затрясся, набрал воздуха в легкие, а затем издал жуткий вопль, который говорил, что он больше никому не верит.
- Я люблю тебя, как я тебя люблю! - говорила Мэри, укачивая его и пытаясь успокоить. Что, если бы он прямо сейчас задохнулся до смерти? Что, если бы он не смог дышать и умер бы на месте? Какой толк тащить Джеку детский труп?
- Наша мама деточку любит, нашего хорошего, милого Барабанщика, любит его мама, - напевно мурлыкала Мэри, и через несколько минут злость Барабанщика улеглась, его плач прекратился. - Хороший мальчик. Хороший мальчик Барабанщик.
Она нашла пустышку, которую он выплюнул, и засунула ему опять в рот. Потом положила его в корзиночку, на пол, как следует укутав в аляску, выбралась из джипа и встала в падающем снеге, пытаясь остудить свою лихорадку.
Она отковыляла в сторону, взяла горсть снега и протерла лицо. Воздух был влажен и тяжел, снежинки кружились, падая с небес, темных, как камень. Она стояла, глядя на другие легковушки, фургоны и грузовики, уходящие мимо нее к западу. От холода у Мэри прояснилось в голове и обострились чувства. Можно ехать дальше. Нужно ехать дальше.
Джек ее ждет, и когда они соединятся, жизнь станет мятой и благовониями.
Усевшись за руль, Мэри повторяла снова и снова те же три имени, пока длилась ночь и уходили прочь мили.
"Хадли... Кавано... Уокер... Хадли..."