– Относительно… недавно, – пролепетала я, отказываясь думать о вспышках его беспричинного гнева.
– Это просто не похоже на него. Если честно, мне с трудом в это верится, – растерянно ответила она.
– Но это так.
Воцарилась напряженная тишина. Рене начала мерить шагами комнату.
– Это ненормально, – с жаром сказала она.
– Я знаю.
Она резко развернулась и в упор посмотрела на меня.
– Так ты уйдешь от него? – Я не ответила, и Рене не стала скрывать своего разочарования. – Виктория. Нет…
– Все не так просто, – пробормотала я, но даже для моих собственных ушей мой ответ прозвучал неубедительно. Да, я раскрыла толику правды, но я не была готова открыть ее всю. Как мне объяснить ей, что мой страх – это огромный, сильный зверь, живущий внутри меня. Он контролирует все, что я делаю, причем до такой степени, что порой я чувствую себя парализованной и запертой в собственном теле. Решения, которые я когда-то приняла бы в один миг, теперь превратились в тяжелые битвы, в которых мне, похоже, никогда не победить.
Я не могла сказать ей, что чувствую себя жуткой лицемеркой. Сколько раз я видела в отделении неотложной помощи женщин с подозрительными синяками и внимательно слушала, как с их языков слетала отговорка за отговоркой. Мне всегда казалось, что на их месте я не смирилась бы с насилием. Я бы ушла, потому что я была сильная. У меня было чувство собственного достоинства, и я знала, что заслуживаю большего.
И вот теперь я такая же, как они.
Будь у меня возможность найти каждую пациентку, которую я в свое время молча осудила, и просто сказать, что теперь мне стыдно, я бы это сделала.
– Послушай, можешь не говорить мне, что не так. Я сама знаю. Можешь не говорить мне, что я должна уйти. Поверь, что бы ты ни думала в эти минуты, я уже думала об этом тысячу раз.
Рене поджала губы. Я знала: ей хотелось сказать мне тысячу вещей, но она не сказала. За что я была ей благодарна.
Я резко оттолкнулась от стойки и поправила шорты.
– Мы можем оставить эту тему?
– Конечно.
Я схватила сумочку и зашагала к двери, лишь бы поскорее прекратить этот разговор.
– Виктория?
Я медленно повернулась.
– Это не твоя вина, – тихо сказала Рене.
Я подняла голову и сморгнула слезы.
– И если тебе когда-нибудь что-то понадобится, я на расстоянии одного телефонного звонка.
– Я знаю, – ответила я.
Она остановила меня, мягко взяв за руку. Но я все равно вздрогнула.
– Я серьезно. Я всегда готова помочь. Что бы ни случилось.
Когда люди первыми предлагают вам помощь, я верю, что они делают это искренне. Но и наивно. Очень легко раздавать обещания, не зная всей ситуации, и еще проще убежать, когда дело будет совсем швах. Но по взгляду Рене я поняла, она действительно готова помочь.
– Спасибо, – с благодарностью прошептала я. Причем от всей души.
Как только мы вышли из коридора, Рене улыбнулась, как будто ничего не случилось.
– А вот и мы, – объявила она.
Синклер постучал по циферблату часов.
– Вы ведь понимаете, что пробыли там почти тридцать минут?
– Мы говорили.
Взгляд Синклера метнулся с его сестры на меня.
– О чем?
– Извини, неужели ты вырастил вагину, пока я была там, а я не знала об этом? Почему тебя волнует, о чем мы говорили?
Он поднял руки в знак капитуляции.
– Просто спрашиваю. Не нужно отрывать мне за это голову.
– Мне пора, – объявила я.
– Хорошо. Увидимся позже, – бодро ответила Рене.
Синклер пристально посмотрел на меня, как будто разглядывал в микроскоп.
– Увидимся позже, – сказал он, помолчав секунду.
Его слова не были банальной вежливостью. Нет, они прозвучали как обещание.
20
Никто не должен звонить в дверь в восемь утра. Воспитанные люди так не делают. Это смертный грех.
Я перехватила халат пояском и поспешила вниз по лестнице.
– Иду. Иду.
Я быстро посмотрела в глазок. За дверью была моя мать.
Я щелкнула замком, впуская ее.
– Доброе утро. – Мать пролетела мимо меня, веселая, с горящим взглядом, как будто это была середина дня, а не раннее утро. В руках у нее была коробка с надписью «ВЕЩИ ВИКТОРИИ». Она балансировала на ней двумя стаканчиками кофе и бумажным пакетом.
Я не знала, с чего начать, поэтому взяла еду и кофе. Затем указала на коробку.
– Что это?
Мать бросила сумочку и коробку на столик у стены.
– Я тут наводила порядок на чердаке и нашла кое-что из твоих старых вещей. Я подумала, ты захочешь их увидеть.
Такого желания у меня не было, но я пожала плечами. Она глубоко вздохнула и выхватила у меня из рук стаканчик с кофе. Она все еще не объяснила, почему она здесь, и, похоже, не собиралась это сделать в ближайшее время.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, закрывая дверь.
– Просто хотела побыть со своей единственной дочерью.
– В восемь утра?
– С каких это пор совместный завтрак стал преступлением?
С этим утренним визитом явно было что-то не так. Я не знала, что и думать. Обычно мать обожала планировать все заранее. Никаких сюрпризов. Она применяла эту теорию ко всему.
Что-то тут не то.
Я поплелась за ней в кухню.
– Я заказала два стаканчика кофе без кофеина, но похоже, что они перепутали заказ. Была длинная очередь, и я не стала с ними ругаться.