Мое чужое сердце

– А еще это куда ниже по высоте. И намного жарче. По расстоянию же – более или менее то ж на то ж. Но южная стена Большого каньона имеет высоту около семи тысяч футов, а Северная стена – выше восьми[26]. Местами восьмитысячники попадаются. Вот где лучше на прохладу рассчитывать. Плюс, когда вы доберетесь примерно до Уильямса, вам придется выбирать: Большой каньон или Седона. Отсюда ехать примерно одинаково. Можете монетку кинуть.

Мы с Виктором переглянулись. Джекс управился со своим куском пиццы и с надеждой ждал, роняя слюни, следующего.

– Прохлада? – спросила я Виктора.

– Прохлада, – отозвался он.

Вот так мы и решили, что утром отправимся назад к трассе 40 и по ней двинем на восток.

Потом Эдди посмотрел прямо на меня и спросил:

– Как ты вообще это место запомнила?

Я пыталась смотреть ему в лицо, в глаза, но к тому времени было уже совсем темно. Позади него я видела высоченный термометр, светившийся на отметке 102[27]. Поначалу я не ответила.

– Это место, куда ты ездила, когда была ребенком?

– Нет, – выговорила я. – Когда я была ребенком, мне никуда ездить не приходилось. Я всегда была слишком больна.

Больше вопросов Эдди не задавал, но я понимала, что он ждет. И Виктор тоже ждал. Понимаете, я ведь на самом деле и Виктору никогда не рассказывала, откуда помню место, которое разыскиваю. Просто сказала, что это тот случай, когда трудно объяснить.

– Мое новое сердце помнит его, – сказала я.

– Твое новое сердце… – Эдди притих. Я чувствовала, что ему хотелось знать, буквально ли я выразилась. Но, видимо, вопрос был уж слишком личный.

– После того как я получила чужое сердце, я вспоминаю о некоторых вещах, которые, думаю, оно видело до того, как встретилось со мной. Но я их не видела никогда.

– Я слышал об этом! – вскричал Эдди. Уже возбужденно: – Что-то такое видел в новостях! Люди раньше были вегетарианцами, а потом им делают пересадку – и ни с того ни с сего им вдруг сальца хочется, а потом они выясняют, что их донор обожал сало. Ну и ну. И вправду интересно. Хотел бы я знать, как это чувствуется. Это то, что ты даже объяснить можешь?

– Не совсем, – сказала я. – Я в том смысле, что это просто ощущается, словно ты вспоминаешь. Ощущается как любое другое воспоминание. Единственное отличие – ты знаешь, что никогда не видела место, которое вспоминаешь. Знаешь, что никак не могла видеть.

– Ну и ну, – произнес Эдди. – Чудес поболе в небесах и на земле, а?

После этого мы волками набросились на пиццу, не говоря ни слова.

– Что ж, – сказал Эдди. И поднялся на ноги так же, как и сел, только в обратную сторону. Без рук. Он просто разложился, а потом вытянулся, держа пустую картонку из-под пиццы. – Дам вам, ребятки, немного поспать. Если не увидимся утром, то – благополучной вам поездки. Доброго пути. И всякое такое.

Он уже уходил, когда я вскочила и в несколько шагов догнала его. Мне, чтобы встать, все же потребовались руки.

Обхватила его и сжала в объятиях. Впрочем, у меня даже рук не хватило, чтоб обнять его огромадный живот.

Я произнесла:

– Попробую как-нибудь опять заехать сюда и сказать «привет».

А он ответил:

– Надеюсь, твое новое сердце найдет то, что ты ищешь.

А потом я отпустила его, и он ушел.

Гадание на монетке в Уильямсе

Когда мы добрались до Уильямса в Аризоне, спать пришлось в машине. Оказалось, что летом в такой близости от Большого каньона толпы народа. Очень трудно отыскать место для ночлега сразу как подъехал. Особенно, когда выяснилось, что то был вечер субботы. Мы этого не знали. Какой был день недели. Мы с Виктором потеряли счет дням давным-давно. Пока не попытались на ночлег устроиться. Вот тогда-то и выяснилось, что был вечер субботы и что нам придется спать в машине.

Так вот, представить себе, как устроиться поспать в автомобиле, не самая легкая штука на свете.

По счастью, машина была немаленькая. Большой старый «Олдсмобил» с цельным сиденьем впереди, слава богу.

И тем не менее.

Единственное, что мы могли сообразить для устройства Джекса, – это позволить ему спать на заднем сиденье со мной: он укладывается вплотную к одной двери, а потом мне приходится свернуться в крохотный клубочек и использовать пса как подушку.

Мы попробовали немного подремать так, когда только начало темнеть. Однако уснуть таким образом оказалось трудно.

Вот я и подала голос:

– Виктор! Ты спишь?

– Ни в одном глазу, – ответил он.

– Думаю, – сказала я, – мне и вправду надо бы выбиться из сил, чтобы уснуть в машине.

– Так что ты намерена делать?

– Хочешь с Джексом прогуляться немного?

– А то.

Вот мы из машины и выбрались. И взяли Джекса на поводок, потому как Уильямс был забит машинами. И мы прошли несколько улиц почти в темноте.

Было без чего-то девять, когда подошли к месту, где путешествующим предоставляли информацию. Там уже закрывались.

– Эй, – обратилась я к Виктору. – Стойте с Джексом тут, ладно?