Мое чужое сердце

Во сне я вновь проживал историю, которую рассказал Конни. Историю о Большом каньоне и первом знакомстве с Лорри. Странно, но, похоже, на этот раз сон был не столько о том самом времени, сколько о том, как я о нем рассказывал. Может, просто потому, что эти подробности были свежи в памяти, свежевыкопаны из нее. Только во сне я словно растягивал каждое из тех переживаний: река, поход в горах, лагерь, дворик на выступе каньона – почти в той же последовательности и с теми же нюансами, что и в рассказе.

Пока я не дошел до места, где Конни меня прервала. Когда, рассказывая Конни, я дошел до момента, где Лорри садится и говорит, что заметила меня на тропе, мой разговор за ужином был насильно свернут и резко оборвался.

Довольно странно, но именно тогда я и проснулся.

Я лежал в постели, солнце едва пробивалось сквозь шторы, и от этого внутри сохранялось все то же ощущение. Радость, что не сбился с пути.

«Ну, – спросила тогда Лорри, – вы б сейчас могли свалиться и умереть?»

И мне потребовалась минута, чтобы сообразить, что она говорит о восхождениях в горы. О нашем изнеможении от гор. Я-то вдруг решил, что она имеет в виду… Я готов был свалиться и умереть, потому что она влетела в мою жизнь нежданно-негаданно, сидела рядом на скамье и болтала со мной, словно мы были старыми друзьями…

Короче. Я будто язык проглотил и не ответил, так что она перевела свое внимание на каньон.

И сказала: «Нам он уже должен надоесть до смерти, правда? Мы им должны быть уже по горло сыты. Но вот мы здесь. По-прежнему любуемся. В нем просто столько простора, столько прекрасного».

Я сел в постели.

Вида разыскивала Большой каньон.

Я стряхнул с себя сон. Протер глаза. Стал разуверять себя.

Снова улегся.

Это было очень круто. И немного глупо. Только потому, что слова «простор» и «прекрасный» сложились в одну фразу в одном месте…

Но тут я вспомнил про почтовую открытку от Виды. Про то, как она спрашивала меня, была ли Лорри альпинисткой. Должно быть, помнила что-то о каком-нибудь из восхождений Лорри. А какое всплыло бы в памяти как самое важное скорее всего? Это же очевидно, верно? Если ей суждено помнить одно восхождение, разве это не были бы горы Большого каньона?

Я опять стал разуверять себя. Я сводил все воедино определенным образом только потому, что хотел, чтоб было так. Я складывал два и два и получал тридцать один.

Если только… ведь была же открытка, которую она оставила Абигейл. Она написала, что разыскивает что-то. И Изабель, конечно же, говорила, что Вида ищет что-то, целиком со мной связанное.

Вида разыскивает место, где просторно и прекрасно, связанное со мной и имеющее отношение к восхождениям в горах.

Я снова уселся.

Моей первой осознанной мыслью было: мальчуган, ты что, собираешься на себе ощутить, что такое глупость, когда маханешь на Большой каньон и убедишься, что все это – одно твое воображение? Ты ж ведешь себя как полностью помешенный.

Однако вы заметили, что я сказал «когда»? Я не сказал «если».

В голове моей уже не было никаких сомнений, безумие или нет, что я еду. В таком положении выбор у меня оказался небольшой. Кто на свете мог бы сказать, сколько у меня шансов? Правильно или неправильно, безумно или здраво, но я должен был попробовать. Выстрел был за мной.

Я проверил электронную почту до того, как уехать, на случай, если Вида решит написать. В конце концов, она, очевидно, не позвонила. Но она поклялась, что я буду вторым, кто узнает.

Ничего от Виды.

Но, жизнь будто повышала градус запутанности, и я обнаружил весточку от Конни с номером ее телефона.

«Извините, что это заняло у меня столько времени, – сообщала она. – Наверное, у меня было слишком много внутренних терзаний, по поводу того, что происходит в вашей голове. Что вы думаете обо мне. Понимаю, это не мое дело, поэтому вот так:»

И под этим ее телефон.

Я ответил быстро. Возможно, хорошо, что у меня не было много времени, чтобы обдумывать мои слова.

«Люди, которые позволяют себе быть уязвимыми, меня всегда поражают, – писал я. – Не знаю, как они это делают. Такое озадачивает, но восхищает. Вот, что я думаю о тебе».

Затем я нажал «отправить» и вышел за дверь.

Вида

О звонке Ричарду из Тасаяна

Мы отправились в субботу утром, ехали некоторое время, а потом я спросила Виктора, не мог бы он остановиться в Тасаяне, чтоб я позвонила. Своего рода последняя остановка перед южным краем Большого каньона. Виктор сидел хмурый, молчаливый и не задавал никаких вопросов, так что, думаю, он догадался, кому мне понадобилось звонить.

Но ведь я же обещала Ричарду. Обещала ему, что, когда соображу, что к чему, он узнает об этом вторым.