Мое имя Офелия

– Уходи в монастырь. Уходи! – Лицо Гамлета исказилось презрением, и он пошел прочь от меня.

Потрясенная, я не двинулась с места. Это Гамлет сошел с ума. Слова, которые он мне крикнул, не имели смысла. Зачем ему посылать меня в монастырь? Несомненно, это была какая-то жестокая шутка.

Потом тон Гамлета изменился, и он заговорил так, будто перечислял все жизненные невзгоды.

– Зачем тебе плодить грешников? – закричал он, и его слова взмыли огромной волной боли.

– Какой грех я родила? – воскликнула я, умоляя его дать мне ответ, во мне тоже поднялась волна боли в ответ на его жестокие слова. – Что я породила, кроме этого несправедливого оскорбления?

Мой вопрос потонул в потоке новых обвинений Гамлета. Он яростно проклинал свое рождение. Сказал, что ненавидит человечество, так как все мужчины – мошенники, а женщины – обманщицы.

Затем, перебив сам себя, спросил:

– Где твой отец? – Он с подозрением смотрел на меня.

– Где-то там. Недалеко. Я не знаю, – заикаясь, ответила я. Мне уже было все равно, что они с Клавдием наблюдают за нами. Возможно, Гамлет знает об этом, и устроил представление для них. В этой сцене, в которой я участвовала против своей воли, я совсем не понимала своей роли.

– В монастырь! – опять воскликнул он, и его голос эхом отразился от каменных стен огромного зала. – Иди! А если выйдешь замуж, выходи за дурака, потому что умные мужчины понимают, в каких чудовищ вы их превращаете!

– Это вы превратили себя в чудовище! – Мой голос сорвался из-за слез, которые я не смогла сдержать. – Воистину, я вас почти не узнаю.

Гамлет не ответил. Вместо ответа он объявил свое решение, и оно прозвучало в его бурной речи как удар грома.

– Я говорю – у нас больше не будет браков!

Я опустилась на пол, ослабев от изумления.

– Вы бросаете меня, вашу честную и верную Офелию? – прошептала я.

– Те, кто уже в браке, – Гамлет сделал паузу, я смотрела на него снизу вверх, во мне еще жил остаток надежды. Он не взглянул на меня, а громко произнес, обращаясь ко всему вокруг: – все будут жить, кроме одного.

Как безрассудно и глупо было со стороны Гамлета бросать подобные угрозы, если он знал, что Клавдий подслушивает! Я видела, что для принца месть по-прежнему на первом месте, она затмила все мысли о любви. Стоя на коленях, я горячо воскликнула «Нет!». Мой крик эхом отразился от четырех стен, потом растворился в тишине. Гамлет медленно покачал головой из стороны в сторону, и сильное страдание исказило черты его лица. Я видела, как слезы показались в его глазах, а потом потекли по щеке, но он не пытался их смахнуть. Он шагнул назад, одновременно протягивая ко мне руку. Казалось, он колеблется, то ли прижать меня к себе, то ли оттолкнуть.

– В монастырь – уходи, и поскорее. Прощай! – Он произнес это тихим, умоляющим голосом. Потом резко повернулся и бросился бежать прочь, оставив меня одну.

Меня охватила истерика, и я закричала, задыхаясь от рыданий:

– Его благородный разум померк. Зачем, о, зачем, я подарила ему свою любовь? Я погибла! – Мои жалобы стихли и сменились горькими слезами, и меня била такая сильная дрожь, что, казалось, мои члены готовы оторваться от тела.

Появился Клавдий вместе с моим отцом, который спорил с ним:

– Я все же полагаю, что его горе породила безответная любовь.

– Молчи, Полоний! – зарычал Клавдий. – Любовь? Его мысли направлены не в эту сторону. – Лицо Клавдия налилось кровью. – Нет, это опасная меланхолия, и за ней надо внимательно проследить, – сказал он, устремляя на меня сердитый взгляд.

Глава 21

Рыдая, я прижалась к отцу и позволила ему увести меня в мою комнату, где я упала на кровать. Мои слезы не вызвали у него сочувствия. Отец не сказал мне ни одного слова в утешение, напротив, во всем обвинил меня.

– Именно твое поведение, когда ты возвращала Гамлету подарки, вывело из себя Гамлета. Если бы ты говорила с ним поласковее, ты разожгла бы в нем страсть, а не гнев, – упрекал меня отец.

Я не позволила себе рассердиться в ответ на его критику, но и не захотела притворяться покорной.

– Мне очень жаль, милорд, – ответила я мрачным тоном. Я и правда была полна жалости к себе.

– Возможно, его меланхолия вызвана какой-то другой причиной, а не любовью, – сказал он, хмурясь. – Не ошибаюсь ли я в своих суждениях? Ты меня обманула, девочка?

Во мне вспыхнула уязвленная гордость, и заставила защищаться.

– Гамлет меня любил, правда; он говорил и действовал, как влюбленный. Я не лгала.

Качая головой, полный сомнения и сбитый с толку, отец оставил меня одну. После этого воспоминания о словах Гамлета долго терзали меня, я сотрясалась в рыданиях, пока, измученная, не провалилась в тревожный сон.

Позже, в тот день я проснулась и увидела отца, который сидел на моей кровати.

– Проснись, Офелия, и выслушай меня. – Он тряс меня, но не грубо, и теребил свою бороду, явно расстроенный. – Я все это время размышлял, дочь. С моей стороны было неразумно посылать тебя к Гамлету. Мои планы помочь тебе, а заодно и мне, занять более высокое положение при дворе, провалились.

Я села, пораженная его словами, это была почти просьба о прощении.